Книга Опасный обман - Линн Керстен

Несмотря на грохот, доносившийся со сцены, и смех в зрительном зале, что было вполне в духе происходящего, Джаррет слышал стук своего сердца. Он видел ее всего один раз, с тех пор как покинул дом, когда приезжал на похороны отца, и этого было более чем достаточно.

Аплодисменты, и потом Мичем дернул его за рукав.

– Сейчас они поставят столы перед сценой.

Прямо напротив Белинды. Проклятие. Но возможно, она уже успела заметить его. Она мало что упускала из виду.

– Давайте подождем места по левой стороне. Я левша.

Такого объяснения Мичему было вполне достаточно, и он тотчас пошел в этом направлении. Через мгновение Джаррет оторвался от притолоки и стал пробираться между столами и креслами. Что, в конце концов, она теперь может еще забрать у него?

– Вот это да! Деринг! Я рассказал своим друзьям о пари. Сбежали от Сарна, да? Зря вы приехали в Озерный край. У него здесь имение.

Джаррет без особого удовольствия узнал лорда Гоулшема, который был среди игроков, участвовавших в пари на герцогиню. С ним вместе сидели еще трое мужчин, двое рассмеялись, услышав дурную шутку лорда, а третий, узколицый и чрезвычайно бледный, задумчиво приветствовал Джаррета.

– Действительно? – спросил Джаррет. – Вы позволите? – Он взял графин, стоявший перед Гоулшемом, и наполнил свой бокал. – Полагаю, мне нужно испугаться. Дуэль – это здесь главное развлечение?

– А каких увеселений вы ищете? – спросил бескровный господин.

– После герцогини, – заметил Гоулшем, – чего ему еще желать? Она так хороша, как все говорят, Деринг?

– Словами ее не описать.

– Ну что вы, слов вполне достаточно, – сказал человек без кровинки в лице. – В темноте разве не все женщины похожи?

– Больше чем похожи. – Джаррет почувствовал себя неким материалом, который осторожно трогают скальпелем. – Но я сделал своим хобби самому это выяснять… по одной женщине каждый раз.

– И ваши выводы?

– Пока никаких. – Почему бы не дать возможность хирургу что-нибудь обнаружить? – За исключением того, что мне все труднее угодить. Возможно, виноваты в этом не леди, но, если честно, мои вкусы иногда незаурядны.

– А, мои тоже. Без сомнения, мы встретимся с вами во время наших необычных поисков. Да, кстати, я Каррингтон.

Джаррету было знакомо это имя.

– Почту за честь, – ответил он маркизу с поклоном. – А теперь извините меня, джентльмены, но мне нужно найти свое место, пока не погасили свет.

Одни слуги опускали канделябры и начали гасить свечи, а другие переходили от стола к столу, приворачивая масляные лампы. Он нашел свое место возле сцены, да и трудно было не заметить Мичема, который стоял возле кресла, призывно размахивая руками. Если Белинда до сих пор и не увидела Джаррета, то теперь ей было известно, где он находится. Он сел, Мичем справа от него, между ними стол, достаточный для того, чтобы на нем могли поместиться графин вина и блюдо с сыром.

Когда в зале стало темно, шум стих. Теплый воздух дрожал от напряженного ожидания. Джаррет поставил на стол бокал, сложил руки на груди и стал ждать вместе с остальными.

Тишина длилась, как ему показалось, очень долго. Сидя так близко от сцены, он мог уловить каждое движение. Слабый скрип, когда что-то спустилось с колосников. Тихое шлепанье босых ног по доскам, более твердый удар кожи, шелест ткани. Его собственное дыхание, сдерживаемое, когда он прислушивался к другим звукам.

И вот, как будто солнце начало всходить на туманном небе, слабый золотой свет медленно поднялся из-за тонкого, почти прозрачного занавеса, опущенного посреди сцены. Он позволял видеть очертания высокой фигуры в длинном одеянии с капюшоном, стоящей абсолютно неподвижно.

Откуда-то раздался низкий звук струны. И потом голое, чистый, как ключевая вода, запел на неизвестном Джаррету языке. Проникновенный, он звучал как призыв к древнему ритуалу. Мелодия, примитивная, печальная, вызывающая, выражала страсть женщины, готовой то ли похоронить своего павшего на поле боя любовника, то ли убить его.

Как и другие, он сидел неподвижно, захваченный чарующим мотивом, пока песня не закончилась, и еще долго после этого. Колдовство разрушилось, лишь когда накидка, без своей обладательницы, поднялась в воздух и исчезла.

Очень неплохо. Деринг сам имел отношение к иллюзиям и ловкости рук, и пока эта часть трюка заключалась всего лишь в том, что кусок ткани, прикрепленный к веревкам, поднимался к колосникам, он оценил театральность действия.

Зал продолжал молчать. Аппетиты мужчин разгорелись, их любопытство накалилось до предела.

Свет медленно потух, и театр снова оказался в темноте, в ожидании.

Пожар!

Нет. Еще одна иллюзия за прозрачным занавесом. Языки пламени лизали какой-то фон, слишком плоские, чтобы быть настоящими. И зазвучала скрипка, продолжая меланхоличную мелодию предыдущей песни и превращая ее в танец. Присоединилась вторая скрипка, и из-за занавеса раздался металлический звук кастаньет.

На этот раз сверху опустились качели, на которых, скрестив длинные стройные ноги, сидела женщина в развевающихся юбках. Своими кастаньетами она создавала контрапункт скрипкам, ее руки мелькали в воздухе, все тело освещалось сзади красно-золотым пламенем.

Гаэтана. И прежде чем стало видно ее лицо, сотня мужчин оказалась в ее власти. Качели не успели опуститься достаточно низко, а она уже легко спрыгнула с них, ее босые ноги бесшумно коснулись подмостков сцены. Ритм изменился, стал медленнее, осторожнее, как морской прилив. В унисон ему пульсировала и кровь в его жилах. Руки Джаррета сжались в кулаки. На затылке выступил горячий пот. Цыганка у костра, освещенная пламенем, неукротимая, извивалась в экстазе, по мере того как неумолимо ускорялся темп. И в таком же ритме билось его сердце. Дыхание участилось. Страсть вырвалась на волю и вышла из-под контроля. В возбужденном воображении мужчин она извивалась и подскакивала, как женщина в неистовом желании достичь оргазма. А потом показалось, будто огонь поглотил ее. Еще один театральный трюк, и женщина исчезла.

И опять никаких аплодисментов, как заметил Джаррет, когда понемногу стали успокаиваться его сердце, дыхание и определенные части тела. Возможно, даже самые пьяные и глупые из гостей понимали, что молчание в этом случае – высшая похвала.

Или представление еще не закончилось. Никто не увеличивал фитили в лампах, не зажигал свечи.

Весь театр, как церковь в страстную пятницу, застыл во тьме и святотатственном ожидании.

Как только снова зазвучала музыка, живая и пикантная, по обе стороны сцены вспыхнул свет. Со своего места он мог видеть его вертикальные полосы, веером расходившиеся по прозрачному занавесу, теперь молочно-белому, потому что он освещался спереди. А там, где встречались две половины занавеса, показалась великолепная длинная нога с красной подвязкой.