Книга На ловца и зверь бежит - Марина Серова

Степан был одет в белую рубашку с галстуком и строгий деловой костюм, в знакомых голубых глазах пламенели искорки смеха.

— Ну, ты точна, точна, — восхищенно сказал он, протягивая мне сложенный вчетверо лист бумаги.

Я сунула бумажку в карман и, поприветствовав, поздравила Степана с выполненным заданием.

— Ну, выспался, молодец.

Степан пристально смотрел на меня. Я подумала, что замеченные вчера морщинки у его глаз появились, наверное, от сосредоточенности взгляда. Надо сказать, что утренний Степа являл полный контраст Степе вечернему. Ныне он был подчеркнуто вежлив, подтянут, строг, но и любезен.

— Странное дело, Ларионова я сегодня еще не видел. Обычно он уже в восемь как штык в редакции.

— Может, проспал в первый раз? — хихикнула я, зная, что забот нынче у Ларионова полон рот.

— Не знаю, не знаю, — неопределенно ответил Степан покачивая головой.

— А Лысенко тут?

— Да, трудится с девяти часов. Сегодня он растерянный какой-то, хмурый сверх нормы. — И, снова обретая шутливый тон, Степан восхищенно прищелкнул языком: — Куртка на тебе клевая!

— Ну ладно, Степа, большое спасибо, век не забуду, — я дружески похлопала его по плечу.

Мы распрощались, клятвенно заверив друг друга, что встретимся в самое ближайшее время.

В салоне автомобиля я развернула белый лист. Так, значит, Ларионов живет на Большой Горной, а Лысенко — за вокзалом на улице Емлютина. Я направилась к Сенному.

По моим подсчетам, дом Ларионова находился недалеко от Колхозного рынка. Однако нужно быть осторожной, Степан сказал, что он его сегодня не видел. Может, Виктор все еще дома? А столкнуться с ним в его квартире нос к носу не входило в мои планы. Телефона у него, как нарочно, не было.

Я подъехала к многоквартирному, многоэтажному кирпичному айсбергу, выключила мотор и вошла в один из шести зевов-подъездов этого гиганта. Судя по нумерации, указанной над каждым крыльцом, квартира Ларионова должна находиться именно здесь. Лифт не работал — еще одно досадное недоразумение.

Я была уже почти на втором, когда услышала этажом выше шарканье ног и слабый щелчок закрывающейся двери. Мимо меня, прикуривая на ходу, спускались два парня в навороченных кросcовках и коротких кожаных куртках. Один был ростом около ста девяноста сантиметров, плотный, с мясистым носом, лет двадцати. Он шел немного сутулясь, глядя себе под ноги. Второй был почти на голову ниже, его маленькие цепкие глаза на худощавом лице дерзко смотрели прямо на меня. Он был лет на пять старше своего приятеля и выглядел, как мне показалось, более умным, чем первый, или, точнее, более хитрым.

Поднявшись на третий этаж, я подождала, пока внизу не смолкли все шумы, и посмотрела на дверь, ведущую в квартиру Ларионова.

«С этой дверью придется повозиться», — вздохнула я, глядя на ее металлическую поверхность.

Но когда смолкла трель звонка и я нажала на хромированный рычаг защелки, к моему удивлению, дверь оказалась не заперта, и, ступив внутрь, я мягко прикрыла ее за собой, стараясь не шуметь.

В комнате царил страшный беспорядок: все вещи валялись на полу и на стульях, перевернутые ящики письменного стола лежали рядом, газеты, журналы и листы писчей бумаги, разбросанные кругом, дополняли картину разгрома.

Ларионов лежал на полу среди этого бардака у входа в спальню. Голова его была неестественно повернута на бок, на виске бурел огромный кровоподтек, небольшая лужица крови, вытекшая изо рта, уже подсохла. Примерно в метре от тела я обнаружила несколько капель крови, очевидно, брызнувшей из рассеченной головы Ларионова. Рядом валялась массивная хрустальная пепельница, по всей видимости — орудие убийства. Да, случилось действительно то, чего я опасалась: Ларионов оказался дома.

Теперь, в качестве трупа, он вряд ли мог мне помешать, если не принимать в расчет того обстоятельства, что обыск уже кем-то сделан. Но явно не профессионалом. Поэтому я решила еще раз осмотреть все потайные закоулки квартиры, где могли бы находиться бумаги, но мои усилия оказались тщетными: того, что я искала, нигде не было. Закончив с обыском, я возвратилась к пепельнице — на ней могли оказаться «пальчики» убийцы. Отыскав на кухне пластиковый пакет, я осторожно, едва прикасаясь, тщательно упаковала свою единственную находку, если ни считать бездыханного тела Ларионова.

Глава 3

Офис бывшей компании «Авторитет», нынешнего «Раритета», располагался на восьмом этаже крупнопанельного здания, чей по-весеннему лазурный цвет резко контрастировал с унылым серым кирпичом окружающего жилого массива. Предъявив постоянный или временный пропуск и проскользнув между железными лопастями обычной входной вертушки, вы попадали в хорошо освещенную расселину между двумя системами лифтов: два пассажирских и два грузовых.

Пять просторных комнат, из которых две были смежными, составляли рабочую резиденцию Гарулина, если не считать небольшого помещения, отведенного под «чай-кофе» и сообщающегося с комфортабельной прихожей. В ней за классическим дорогостоящим столом из черного дерева восседала смазливая, длинноногая топ-модель-секретарша. Ее томные манеры тем не менее весьма счастливо сочетались с быстротой реакции, которую от нее требовала нелегкая, надо сказать, нервная работа под тяжелым оком генерального директора.

С продуманной вежливостью и тактом она отвечала на многочисленные телефонные звонки, демонстрируя завидную расторопность и осведомленность, осуществляла компьютерный набор, приносила кофе и распознавала тончайшие нюансы в настроении своего шефа. Ее кремовый деловой костюм гармонировал с бледно-голубыми тонами комнаты, по стенам которой были симметрично развешаны робкие прозрачные акварели, варьирующие один и тот же мотив блеклого осеннего берега, ленивого прибоя и одинокой лодки.

Поблескивающая белым лаком и золотистой, прихотливо изогнутой ручкой дверь кабинета Гарулина была почти всегда плотно закрыта. Начальник не терпел шума, возни и всяческого ажиотажа, который работники офиса, как ему казалось, искусственно создавали, дабы выгодно явить перед ним свое служебное рвение.

Сам Гарулин отличался трезвым деловым подходом, критическим складом ума, стальной непробиваемостью по отношению к ироническим замечаниям, а иногда любил откровенно позубоскалить и даже просто унизить или нагло и бесцеремонно осмеять любого из своих подчиненных, «подставить ножку», «поймать с поличным».

Его хищная выжидательная натура выбрала себе вполне удачную, с точки зрения конспирации, телесную оболочку: вялую флегматичность одутловатого рябого лица, бесцветные пузыри-глаза, холодный невыразительный взгляд жабы, дурашливую манеру удивленно и с идиотским высокомерием округлять брови, выпячивая при этом слюнявые губы, прямые волосы, напоминающие солому, слегка развинченную «снисходительную» походку, усталые жесты. Небольшое брюшко, обтянутое клетчатым голландским жилетом из очень тонкой шерсти, болотного цвета пиджак «в елочку», серая рубашка, темный галстук и черное брюки, без сомнения, были призваны поддержать имидж главы фирмы — импортера мужской и женской одежды.