Книга Влюбленный мститель - Вирджиния Линн

Домишко с двумя небольшими окошками и низенькой дверью стоял немного в стороне от других построек и был сложен из неотесанных бревен. Прямо за ним начинались густые заросли ежевики, склонились могучие плакучие ивы. Жилище Кейла было всего лишь на какой-то фут выше брезентовых палаток, где обитали члены банды, но в нем сохранялось тепло и зимой, когда с гор дули студеные ветры.

Однако сейчас, войдя внутрь, Кейл не ощутил уюта, которым обычно наслаждался, сидя по вечерам в одиночестве. Комната выглядела привычно, как всегда: все та же кровать, два стула рядом, сложенный из камней очаг. У одного из окон – добротный дубовый обеденный стол. Дощатые полки с аккуратными рядами консервных банок.

Что же такое произошло сегодня, отчего все в его доме им глядит по-иному?

Кейл широко распахнул входную дверь, чтобы впустить внутрь свежий воздух и солнечный свет, и сбросил свою ношу на утрамбованный глиняный пол. В комнате стоял нежилой затхлый дух, хотя Кейл отсутствовал всего два дня. Смеркалось. По земле протянулись длинные закатные тени. Откуда-то из угла донесся приглушенный звук. Вглядевшись, Кейл увидел два мерцающих огонька.

– Ну, давай, Матушка, выходи! – ничуть не удивившись призвал Кейл.

Раздалось негромкое шипение, затем из сгущающейся темноты проступил нечеткий силуэт огромного гуся.

– Старая ты развалина, я-то знаю, чего тебе нужно. Даже не пытайся меня обмануть!

Однако замечание Кейла не произвело на гуся никакого впечатления – тот принялся расхаживать вокруг высоких, до колен, сапог хозяина. Звался гусь Матушка Гусыня. Когда-то Кейлу пришла в голову идея обзавестись гусыней, чтобы иметь свежие яйца, но, совершенно не разбираясь в птицеводстве, Кейл получил сварливого гусака и, к сожалению, так и остался без ежедневной яичницы. Он поклялся, что дождется Рождества и он жарит гуся, однако праздник давно прошел, а Матушка Гусыня так и остался разгуливать по дому как ни в чем не бывало.

Прислушавшись к гоготанью Матушки, Кейл иронически поднял брови.

– Уверен, ты думаешь, будто я сейчас же накормлю тебя!

Гусь продолжал настойчиво гоготать.

– Что ж, так и быть, уговорил. – Кейл шагнул на крыльцо и сунул руку в висевший на стене объемистый мешок с пшеницей.

Матушка, следовавший за хозяином по пятам, с нетерпением ожидал трапезы. Клюв гусака был местами ободран, однако его белая сановитая «фигура» производила впечатление аристократической чопорности.

– Вот, получай! – Кейл щедро рассыпал корм по полу – и эти минуты он напоминал доброго сеятеля.

Матушка, наполовину прикрыв круглые глазки, плоским оранжево-желтым клювом начал с жадностью хватать на лету зерно, а затем взялся проворно подбирать остатки.

– Я кормила твоего гуся, пока тебя не было, – раздался внезапно нежный голос.

Кейл, резко обернувшись, увидел стоящую у ступеней Диану Уинтерс.

– Спасибо.

Диана была молодой белокурой девушкой с приятными чертами лица, пухленькая и розовощекая. Намотав на палец прядь волос, она, ничуть не смущаясь, разглядывала Кейла. Когда Диана смотрела на него, в глазах ее появлялось выражение, от которого ему всегда становилось немного не по себе.

– Ты так редко появляешься дома, а остаешься совсем ненадолго!

Кейл отошел в сторонку.

– Редко появляюсь?

– Ну да. Навещаешь нас редко. Да и домик твой стоит особняком.

– Никогда об этом не задумывался, – пожал плечами Кейл.

– Разве тебе не бывает одиноко?

– Пожалуй, нет.

– А мне вот бывает, даже когда кругом полно народу, – откровенно призналась девушка. – И тогда я мечтаю о разных вещах.

– О том, чтобы уехать отсюда?

Диана кивнула:

– Да. Мне бы хотелось увидеть новые места, новых людей. Взять и сесть на поезд, отправиться в город за покупками. А в лавке пахнет разными духами, продаются всякие миленькие шляпки, кружева, ленты... – Диана на мгновение смолкла, бросив на Кейла застенчивый взгляд из-под длинных пушистых ресниц. – Тебе это, наверное, кажется глупостью.

– Нет, – возразил Кейл, – ничуть не кажется. Звучит вполне нормально. Быть может, когда-нибудь тебе удастся все это осуществить.

– Отец говорит, что ты собираешься вернуть нам нашу землю. Это правда?

Кейла охватило странное беспокойство.

– Посмотрим. Не исключено.

– Говорят, ты здорово напугал Митчелла. – Диана доверительно взяла его под руку. – Я хочу сказать, что с тех пор, как ты начал нападать на него и отбирать деньги, он стал тебя до смерти бояться.

– Это еще ничего не значит. – Усилием воли Кейл заставил себя расслабиться. – И тебе не о чем беспокоиться.

Голубые глаза девушки слегка потемнели от обиды.

– Не разговаривай со мной так, будто я неразумное дитя. Мне три недели назад исполнилось восемнадцать. Диана игриво провела пальцами по пуговицам его рубашки. – Я уже женщина и готова ко многому.

Кейл, невольно нахмурившись, перехватил ее руку и крепко сжал.

– Ну, конечно. Никто в этом не сомневается. А скажи-ка, мне только показалось, или Чейн Лоутон совсем недавно увивался за тобой?

– Нет, не показалось. – Диана лукаво улыбнулась. – Похоже, я ему нравлюсь. А тебя это разве волнует?

– Меня? – Кейл искренне удивился. – С чего бы?

– А что бы ты почувствовал, если б узнал, что Чейну я позволяла себя целовать?

Начиная терять терпение, Кейл отпустил ее руку.

– Это меня не касается, Диана. То, чем вы занимаетесь с Лоутоном, – ваше личное дело.

– Не сердись! – рассмеялась Диана. – Чейн всего лишь друг, клянусь тебе.

– Это ты объясни лучше ему самому, – грубовато ответил Кейл, и Диана вопросительно уставилась на него. – В таком маленьком местечке, как наше, ссориться не следует.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что тебе нужно контролировать свои поступки, – ровным, размеренным тоном начал Кейл. – Не очень-то это хорошо, когда женщина пытается закрутить роман сразу с двумя мужчинами. И если тебе удастся натравить одного на другого, то быть большой беде.

– Не понимаю, о чем ты...

– Нет, понимаешь. Прекрасно понимаешь! Ты пытаешься вбить клин между нами. Со мной этот номер не пройдет, а вот в Лоутоне я не вполне уверен.

Щеки Дианы слегка порозовели, но взгляд по-прежнему оставался дерзким и вызывающим.

– А я вот уверена, что и с тобой пройдет. Ты даже сейчас разъярен, я ведь вижу!

– Но только не от ревности, дорогая моя!