Книга Холодное блюдо мести - Лариса Кондрашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Были и такие, кто злорадствовал: «Она столько лет жила безбедно, копейки не считала. Не знала нужды. Всегда при муже. Как за каменной стеной! Жареный петух не клевал!»
Случайно услышала о себе:
— А чего ей? Ни детей, ни плетей.
Как будто отсутствие детей делает боль менее чувствительной.
Что все-таки болело: душа, сердце? Кажется, совсем недавно она объясняла самой себе: мужа она не любит, как и он ее. Между ними только привычка. Однако когда он ее оставил, Наташе показалось, что жизнь кончилась.
Захотелось все бросить, забиться куда-нибудь в темный угол и никого не видеть и не слышать. Но она заставила себя выбросить эту дурь из головы. Каждое утро стала делать зарядку, обливалась холодной водой, стоя посреди двора, в тайной надежде, что заболеет и умрет. И тогда тот, кто ее обездолил, придет на ее могилу и поймет, какую женщину он потерял.
Но от зарядки и обливаний Наташа стала выглядеть еще лучше, потому что сквозь ее грустную бледность нахально пробивался здоровый румянец, походка приобрела особую упругость и легкость. Теперь ей уже не хотелось сутулиться или прятать глаза. Она прямо смотрела перед собой и на людей, так что жалость из их глаз постепенно исчезла.
Дома по вечерам Наташа включала бодрую веселую музыку и танцевала, готовила себе что-то вкусненькое и почти не грустила…
Ну да, можно говорить самой себе, что жизнь удалась и вовсе не обязательно иметь мужа и детей, ей и одной хорошо, но порой из глубины души что-то прорывалось. Такое жалостливое, такое одинокое, что хочешь не хочешь, а заревешь.
И вот в один из осенних дней, когда вроде и погода была не из худших, а на сердце ее — все-таки на сердце! — лежала тоска, в жизни Наташи появился Димка.
Когда наконец она его признала, старый знакомый жалобно спросил:
— Ночевать пустишь?
— Заходи, — сказала Наташа, на всякий случай оттаскивая Кинга подальше.
— Где ты пропадал? — спросила она, когда покормила Димку ужином и дала махровый халат, который покупала для мужа, но тот его так ни разу и не надел. — И почему так сильно изменился?
— Это длинная история, — сказал Димка, куря у форточки. — Не боишься, что о тебе соседи скажут?
— Скажут, Наталья недолго горевала. Едва развод получила, сразу хахаля себе нашла.
Она ни на что не намекала. Просто знала, что в самом деле о ней скажут. Когда, например, он утром станет выходить со двора.
И не подумала, как ее слова воспримет Димка. А он воспринял буквально. Обнял ее за плечи и, так как Наташа ничего такого не ожидала и в растерянности не оказала сопротивления, стал целовать. Даже свет в кухне не выключил.
Потом опомнился, смутился вроде:
— Если кто мимо пройдет…
«…то вряд ли что-нибудь увидит», — могла бы сказать Наташа. Участок при доме был огромный, а кухня выходила на полусад-полупарк, которым он оканчивался, следовательно, с улицы никто ничего не смог бы разглядеть. Кинг с удовольствием носился по его зарослям, и Наташа ни на минуту не сомневалась в том, что вся огромная территория находится под его полным контролем.
С тех пор как Наташа осталась одна, на ночь она брала Кинга в дом, но сегодня оставила пса во дворе, что его, кажется, не особенно и огорчило.
Опомнившись, Наташа открыла дверь дома, прокричала в темноту:
— Кинг!
Пес прибежал странной вихляющей трусцой, словно он полностью освободился от каких-то там приличий и повадок и просто носился по двору никем не сдерживаемый, как обычная дворняжка.
— Хочешь, иди в дом.
Но пес за отсутствием хвоста радостно вильнул задом. Наверное, давая понять: «Не больно-то и хотелось». И опять умчался в темноту.
Ожидала Наташа, что между ней и Димкой что-то произойдет? Прежде, до его внезапного появления, она ни о чем таком не думала, это точно. Но теперь… Теперь она свободная женщина и может посмотреть на него совсем другими глазами.
Нет, это слишком быстро. Наташа так неумела: чтобы сразу из одной постели — в другую.
Наверное, Димка почувствовал, что торопится, и вовремя отступил. Если бы он стал настаивать, конечно, все бы испортил.
Наташа задернула шторы в гостиной и решила подать сюда чай как положено, с белой скатертью. А то Димку она покормила на кухне, как будто он забежал на минутку, грязный и голодный, чтобы вскоре уйти. Нет, он попросился именно ночевать, и Наташа согласилась.
В общем, пока он мылся в ванной, она достала с полки пачку готовых коржей, быстренько приготовила заварной крем, взяла из холодильника варенье и мед. Словом, Димка вышел и, увидев ее приготовления, расцвел от удовольствия:
— Ну ты и умелица, Наташка!
Подошел сзади, обнял вроде невзначай, но она осторожно высвободилась. Он засмеялся:
— Не только умелица, но и женщина порядочная, только ведь и это тебя не спасло.
— От чего — от разочарований?
— От одиночества… Страдаешь?
— А ты откуда узнал, что я одна? Или ты шел к моему мужу?
— К человеку, который меня уничтожил?
— Не знаю, о чем ты говоришь, — сказала Наташа. — Правда, и он отзывался о тебе не лучшим образом.
— Догадываюсь. — Димка усмехнулся. — Лучше скажи, как ты: смирилась?
— В каком смысле? — не поняла Наташа.
— Ну, так и оставишь его предательство неотомщенным?
— Из меня мститель, как из чего-то там пуля, — рассмеялась она. — Да и за что мстить-то? За то, что он нашел женщину по себе?
— А ты, значит, не по нему?
— Мы с ним слишком разные, — пожала плечами Наташа. — Так кто тебе сказал обо мне?
— Не важно! — Димка выглядел раздраженным. — Сказали, что твой бывший супружник уехал из города… А я не захотел столкнуться с ним нос к носу.
— Побоялся? — поморщилась Наташа.
— Побоялся! — с вызовом подтвердил он. — А что, стыдно бояться зверя? Думаешь, охотники, которые ходят на медведя, его не боятся?
— Зверя… Наверное, ты просто его не понимал. Он военный, а у них несколько другой взгляд на мир.
— И полное отсутствие снисхождения. И категоричность: ты или супермен, или никто. Они не учитывают, что в мире есть еще и философы, политики… Я думаю, кардинал Ришелье в рукопашной уступил бы любому рядовому мушкетеру, но это не мешало ему быть одним из выдающихся умов Франции.
— Понятно, — скрывая улыбку, сказала Наташа. — Значит, моего бывшего ты сравнил с медведем, а себя — с герцогом Ришелье. Блажен, кто верует!
— Между прочим, я могу обидеться.
— Обижайся, — пожала плечами Наташа. — А почему ты думаешь, что мне твое предложение не обидно?