Книга Кровавое наследство - Мэри Элизабет Брэддон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще не время отвечать на ваш вопрос, Яков: мы сперва пообедаем — мне хочется есть — а потом поговорим о делах. Вечер довольно холодный, прикажите истопить камин.
Когда это приказание было выполнено, банкир и приказчик принялись за обед.
«Странно, — рассуждал сам с собою Гудвин, смотря на неприятное лицо своего собеседника, — этот человек говорит о призраке своей минувшей любви, но ведь и я тоже видел призрак моего прошлого: эта голубоглазая девушка с золотистыми локонами — живое изображение Клары Понсонби в минуту моей первой встречи с ней, когда ее лицо так сильно врезалось в мою память».
Присутствие слуг вынуждало обоих собеседников говорить о самых незначительных вещах. Банкир усиленно старался напоить своего приказчика, хотя сам был воздержаннее обыкновенного. Но когда скатерть была снята со стола, в серебряных подсвечниках зажжены свечи, Гудвин и Даниельсон придвинули свои кресла к камину.
— А теперь за дела! — воскликнул последний.
Банкир медлил с ответом. Задача была действительно нелегкая — ему предстояло сделать Даниельсона соучастником своего преступления. Однако надо было начинать.
— Даниельсон, — сказал банкир, — вы помните капитана Гарлея Вестфорда, который приезжал в Вильмингдонгалль, чтобы взять от меня обратно свои деньги?
— О да, я помню его, и весьма хорошо!
— Должен сказать вам, что этого несчастного, к сожалению, уже нет на свете.
— В самом деле?
Даниельсон пристально взглянул на банкира.
— Да. «Лили Кин» погибла со всем экипажем.
— Но почему вы знаете, что Гарлей Вестфорд находился на этом корабле?
— Потому что корабль принадлежал ему, и он мне объявил о своем намерении отправиться на нем. Зачем ему было изменять его?
— Я с вами согласен, — отвечал приказчик, — но на свете случаются странные вещи. Неожиданный случай мог легко воспрепятствовать его отъезду.
— О нет! — воскликнул Гудвин. — Это невозможно. Уверяю вас, что Гарлей и весь груз корабля покоятся теперь на дне морском.
— В таком случае, наследники его не замедлят явиться и потребовать от вас его 20 тысяч фунтов.
— Ну и пусть являются, но с верными доказательствами, что они были приняты мной, а если таких нет…
— А квитанцию, которую вы выдали капитану?
— Она тоже на дне океана.
— Но если он передал ее кому-нибудь до своего отъезда?
— Это трудно предположить. Я уверен, что она погибла вместе с ним.
— В таком случае, на свете останется только одно лицо, знающее о получении вами этих 20 тысяч фунтов, то есть вы сами.
— Могу ли я довериться вам?
— Вы делали это до этой поры.
— О да, и в весьма знаменательных случаях; но настоящий случай важнее их всех. Готовы ли вы продать ваше молчание за тысячу фунтов?
— Очень готов, — отвечал Даниельсон.
— Но имейте в виду, что я нуждаюсь не в одном только молчании, но и в ваших услугах.
— Можете смело рассчитывать на то и на другое.
— Хорошо, — сказал банкир, — итак, слушайте. Вручая мне свое денежное состояние, Вестфорд отдал мне и акты на свою земельную собственность. Я хочу во чтобы то ни стало завладеть этой собственностью.
— На каком основании?
— На основании им же самим подписанного акта, которым он обязуется отдать ее в мое владение в случае неуплаты им в шестимесячный срок взятых у меня в долг денег.
— О, конечно!
— Но в этом акте вы должны непременно подписаться свидетелем.
— Но я никогда еще не был свидетелем в деле подобного рода.
— Ваша память изменяет вам нынче вечером, мой милый Даниельсон, но она станет свежее, когда я дам вам пятьдесят фунтов задатку.
Банкир сказал эти слова с мрачной улыбкой, которую хорошо понял его приказчик.
— Дайте сто вместо пятидесяти, — сказал он, — и тогда увидите, что память моя станет еще свежее.
— Пусть будет по-вашему, — сказал банкир, — но, в таком случае, я попрошу у вашей памяти припомнить какого-нибудь приятеля, то есть писца, который придал бы этому акту законную форму и сумел бы подписать его почерком другого лица.
— Дайте мне немного подумать, — сказал Даниельсон.
И он действительно погрузился в раздумье.
— Да, — сказал он наконец, — я знаю такого человека.
— И он может сейчас же обделать это дело?
— Да, но он запросит денег.
— И ему будет щедро заплачено, — отвечал банкир.
— Где же вы возьмете подпись, которую он должен подделать?
Гудвин вытащил из кармана украденное письмо Гарлея Вестфорда и передал его приказчику.
— Вы теперь знаете, что нужно вам сделать?
На том и закончился их разговор.
Мозг приказчика казался так свободен, как будто он пил не вино, а чистую воду — он продолжал сидеть, смотря то на огонь, то на задумчивое лицо банкира, и пил стакан за стаканом.
«Да это просто железный человек, — думал банкир. — Могу ли я быть спокоен, зная, что моя тайна в его руках? Спокойствие, спокойствие… Да знал ли я спокойствие с той самой минуты…» Конец этой фразы затерялся в тяжелом, подавленном вздохе.
Велика была скорбь, которая ожидала Лионеля и Виолетту по возвращении из приятной поездки. С легким сердцем и беззаботностью молодости отправились они в это утро, и мир казался им так прекрасен, что мысль о существовании продолжительного горя никак не могла прийти на ум. Теперь же их постиг первый удар, который разбил прекрасные мечты и подал им горькую чашу, которую они должны испить до дна.
Виолетта застала мать опять в постели, которую она так недавно оставила. Врач тщетно употреблял все возможные средства. Больная находилась в совершенно неподвижном состоянии, ее глаза мертво и без всякого выражения смотрели в пространство. Ни один вздох не облегчал ее мучений, она страдала молча, и сердце ее окаменело.
Доктор, который знал Лионеля и Виолетту с детства, ожидал их в передней, чтобы переговорить с ними. Он сидел за столом с газетой в руках.
— Мама наверное получила дурные известия! — воскликнула Виолетта в слезах. — Другой причины быть не может, это не обыкновенная болезнь! Будьте милосердны, мистер Сандерсон, скажите нам правду, как бы ни была она жестока.
— Скажите нам все! — воскликнул Лионель. — Не питайте нас обманчивыми надеждами!
Доктор передал газету молодому человеку.
— Прочтите, — сказал он, указывая на то место, которое относилось к «Лили Кин», — и дай Бог, чтобы это были только слухи.