Книга Белый отель - Дональд Майкл Томас

– Они такие нежные, – сказал он наконец, а она ответила:

– Да, конечно, они любят друг друга.

Она услышала, как за стенкой в соседней каюте, позади их койки, вдребезги разбился иллюминатор.

Рукою приоткрыв ее влагалище, он вошел в нее с такой силой, что она содрогнулась. Приподнявшись, он взглянул туда, где его член так таинственно исчез в ее теле. По собственной воле он заставлял его появляться и снова исчезать. Почувствовав легчайшее прикосновение к волосам, она протянула руку и дотронулась до чего-то сухого и тонкого, как бумага. Это был кленовый лист, видимо, незамеченным влетевший к ним в начале бури – еще до того, как был заброшен камень. Она показала ему листок, и он улыбнулся, но улыбка исказилась от удовольствия, с каким он входил и выходил из нее, удерживая себя на грани извержения. Тогда она погладила его между ягодиц этим сухим и тонким кленовым листом, и он весь напрягся и содрогнулся.

Легкий дождь прекратился, ветер стих; они открыли окно и вышли на балкон. Он обнимал ее за талию, и оба смотрели, как расходятся тучи пронесшейся бури, открывая такие огромные звезды, каких им никогда не доводилось видеть. И каждые несколько мгновений наискосок по черному небу скользила звезда – как скользит кленовый лист, оторвавшийся от ветки, или как влюбленные нежно касаются друг друга, изменяя позу во сне.

– Это Леониды[5], – мягко сказал он.

Она положила голову ему на плечо. Во тьме на берегу озера было заметно какое-то движение: на сушу выносили тела. Кое-кто причитал, чей-то голос требовал, чтобы принесли больше носилок и одеял. Двое вернулись в постель и снова потерялись друг в друге. На этот раз она чувствовала, что рядом с членом в ней скользит его палец; он порхал туда-сюда в ином направлении и быстрее. Это напоминало ей падающие звезды и вызывало вихри и водовороты, как в штормящем озере. Было ясно, что буря еще не кончилась, – прямо над озером блеснул вертикальный зигзаг молнии; боковым зрением они видели, как она рассекла надвое черное пространство окна и вздыбила занавески.

– Что за ярость, – прошептал он; услышав это, она постаралась гладить его нежнее, самым кончиком ногтя. В то же время другой его палец проник в ее анус; она почувствовала боль, но хотела, чтобы было еще больнее.

На озере виднелись огни – спасательные лодки все еще искали тела погибших. Спасатели сами еще не пришли в себя от грохота грома у них над головой, скорее не последовавшего за ударом молнии, превратившей ночь в день, а предвестившего его. Ветер поднялся снова, и они лихорадочно погребли к берегу, – той ночью уже не оставалось надежды найти кого-нибудь еще. Отель был наполнен возбужденными или обезумевшими людьми; стеклянные двери не переставали хлопать – в отель вносились все новые и новые тела. Вода в бильярдной, расположенной в цоколе здания, поднялась почти до луз, но армейский майор невозмутимо бродил вокруг стола, намереваясь закончить партию. Он. взял последний красный шар и все цвета до розового. Ему предстоял сложный прямой удар через всю длину стола, но он выполнил его четко, и шар упал в дальнюю лузу. Когда вода поднялась ему до бедер, он хлебнул пива и натер мелом кий. Черный шар пристроился возле самого борта, но он закрутил белый, чтобы тот отскочил. Удар был прекрасен, и черный шар шлепнулся в водяную могилу. Майор играл сам с собой, поскольку его партнер, священник, бросился соборовать умирающих. С мрачной улыбкой поздравив самого себя, майор повесил кий и выплыл из бильярдной. Любовники в верхней комнате спали, невзирая на то что оконную раму сотрясал буйный ветер; они спали, положив друг на друга руки, как будто опасались, что каким-то образом могут исчезнуть в ночи. На ветку ели, раскачивающуюся напротив их балкона, забралась одуревшая от испуга черная кошка. Она напряглась, рассчитывая прыжок на балкон, но почувствовала, что расстояние слишком велико.

Только через два дня кто-то увидел, что на дереве сидит кошка. Молодые любовники услышали какой-то скрип и, выбравшись из постели посмотреть, в чем дело, увидели, что по длинной стремянке, сгибавшейся и скрипевшей под его весом, взбирается майор. Из-за занавесок, раздуваемых легким ветром, они наблюдали за сложной спасательной операцией. Кошка шипела, выгибая спину, и оцарапала майору руку, когда он потянулся за ней. Вояка грубо выругался, чем заставил молодую женщину покраснеть, – она не привыкла к таким выражениям. В конце концов майор все-таки спустился с лестницы с кошкой, вцепившейся ему в плечи.

Когда молодая женщина увидела алые стигматы на руке майора, она тут же почувствовала, что из ее собственного тела выделяются зловонные сгустки крови, и сообщила любовнику плохие вести. К ее удивлению и радости, он не расстроился, однако затруднение, конечно, возникло: ведь у нее совсем не было багажа. Она оставила свой тяжелый чемодан в коридоре магистрального поезда, а когда все пассажиры толпой пошли на выход посреди выжженной равнины у маленькой деревушки, кто-то из них – должно быть, по ошибке – взял ее чемодан. Она не верила, что его украли. Но так или иначе, ко времени пересадки на узловой станции он исчез, а вместе с ним и платья, белье, туалетные принадлежности и подарки для сына и матери.

Им пришлось позвонить горничной. Вежливая девушка, японская студентка, зарабатывающая деньги на обучение, никак не могла понять, какого рода трудности у молодой женщины, и той пришлось нарисовать ущербную луну рядом с женской фигуркой, составленной из палочек. Горничная покраснела и удалилась. К счастью, у нее самой были месячные, и она вернулась с полотенцем. Смущенно отказавшись от чаевых, она поспешила уйти.

Они лежали, рассматривая его семейные фотографии. Ее рассмешил снимок Фрейда на море, где на нем был купальный костюм в черно-белую полоску, возможно, из того же материала, что и ее платье. Юноша тоже смеялся; чувствовалось, что он особенно привязан к своей младшей сестре. Но при взгляде на нее улыбка сменилась печалью.

Когда они спустились вниз пообедать, он спросил, достаточно ли хорошо она себя чувствует, чтобы потанцевать под цыганский оркестр. Пока они кружились между столами, она опиралась на его руку.

– А ты чувствуешь, как течет кровь? – спросил он.

– Всегда, – сказала она.– Я заболеваю каждую осень.

Возбужденный запахом вишневой помады, он поцеловал ее, после чего теплый и липкий аромат сразу же заставил его хотеть большего. Ей пришлось отодвинуться, чтобы перевести дыхание, но вишневый привкус ее помады у него на губах был очень притягателен, и они снова стали целоваться, бесчисленное количество раз быстро касаясь друг друга губами. Она снова оторвалась, сказав, что из-за музыки ей захотелось петь. Но и так слишком много танцующих и обедающих смотрело на них. Он задрал спереди ее платье; она слабо пыталась его одернуть, но у самой при этом сжималось горло от удовольствия, а он настаивал:

– Пожалуйста, разреши мне. Пожалуйста.

Он нашептывал это ей, вращая в ушной раковине кончиком языка.

– Но ты будешь весь в крови, – прошептала она.