Книга Время спать - Дэвид Бэддиэл

— …и Мик Ченнон, — заканчивает мысль Бен.

— Точно. — соглашается Элис, унося на кухню грязные тарелки. — Он шестой.

Бен поворачивается ко мне, улыбаясь. Думаю, он гордится тем, что она разбирается в футболе — это ведь как банк сорвать.

Вечер проносится быстро: я хорошо провожу время, съедаю больше, чем Бен и Элис, вместе взятые, мы разговариваем о людях, которых уже успели обсудить до того, обычные темы для разговора слегка переиначиваются, но атмосфера по-прежнему дружеская. На часах ноль сорок восемь, я ухожу. Для меня рановато, но обычно в это время люди начинают странно себя вести: они зевают и потягиваются, — а это, в общем, означает, что вечер подошел к концу. Я ухожу, но прощального поцелуя не получаю ни от него, ни от нее — устало улыбаясь, они провожают меня до двери. Иду по дорожке от дома, оборачиваюсь, чтобы посмотреть на их силуэты в окне, и в этот момент меня переполняет желание немедленно и решительно во всем признаться, высказать все то, что давил в себе весь вечер. Но я как рабочий, забивающий сваи: один поворот рычага, и моя мысль, сверкнув напоследок, затухает. На этот раз.

Подъехав к дому, останавливаюсь у тротуара и вижу, как Человек, Который Живет Этажом Ниже, открывает дверь и заходит к себе. В доме две квартиры, а там, где в свое время был, наверное, главный вход, теперь две двери, так что Человек, Который Живет Этажом Ниже, может входить и выходить, не говоря нам с Ником ни слова. На нем, как всегда, желто-коричневый шерстяной костюм, который ему не идет, похожая на похоронное сомбреро черная широкополая шляпа, которую он натягивает на глаза, едва только завидев кого-нибудь, кто может с ним ненароком поздороваться. Я понятия не имею, как его зовут, чем он занимается, но у меня есть телефон той квартиры — прежние соседи оставили. Как-то раз мы с Ником напились и шутки ради позвонили ему в три часа ночи. Он взял трубку и сказал спокойно, отчетливо, как будто ждал этого звонка: «Нет». Нет. Отказавшись от первоначального замысла пропеть веселую песенку Русса Эбботта «Я люблю вечеринки», мы молча повесили трубку и даже протрезвели от стыда.

Я великодушно жду, пока он не исчезнет за дверью, и только потом выхожу из машины. Смотрю на окна: свет в гостиной не горит, но видно какое-то мерцание. Я знаю, что это за мерцание; стоит мне войти в квартиру, послышится звук выключающегося видеомагнитофона, а по телевизору будут идти новости.

— «Секс с привидениями» смотришь? — интересуюсь я, вешая куртку в прихожей.

— Как ты мог такое подумать? — возмущается Ник. — Это «Эротические каникулы Баттмена-2».

Ах, порнография. Милая, чудесная порнография.

Я вхожу в комнату. Ник сидит в одних штанах в кресле, методично выискивает блох то на себе, то на кресле и топит их в расписной фарфоровой кружке с водой. У Иезавели нет блох; точнее, теперь нет, и я могу это доказать: у меня все руки в шрамах от застежек на противоблошиных ошейниках. Но вот у кресла, в котором сидит Ник, они еще есть. Скорее всего, в какой-то момент, когда у Иезавели еще были блохи, она сидела в этом кресле. Но поскольку блохи абсолютно невосприимчивы ко всем представленным в зоомагазинах порошкам, я подозреваю, что она не просто там сидела, а занималась генетическими исследованиями, создавая новый подвид блох — суперблох. Если даже порошки не помогают, то что еще я могу сделать? Нельзя же надеть противоблошиный ошейник на кресло.

Ник мог, конечно, сесть на диван, но уж очень он любит это кресло: говорит, что в нем удобнее всего смотреть телик. Сдается мне, что на самом деле ему нравится тайком ловить блох.

— Как все прошло? — спрашивает Ник, отряхивая руки.

— Совсем не как в «Эротических каникулах Баттмена-1».

— Не повезло тебе.

Я усаживаюсь на диван, уставившись в телевизор. Уже поздно, идет какой-то детективный сериал. Главный герой взвешивает поступки людей на весах правосудия. Надо будет ему позвонить.

Пожалуй, не стоит рассказывать Нику о Дине.

— Ее сестра возвращается в Англию.

— Чья сестра?

— Знаешь, Иезавели. Чья ж еще?

— У Элис есть сестра?

— Да.

— Ты никогда об этом не говорил.

Он, не меняя расслабленного выражения лица, смотрит на свою левую руку, затем подносит к ней правую, большой и указательный пальцы застывают в готовности схватить блоху. За этим следует молниеносное движение (в быстроте с Ником не поспорить даже профессиональным карманникам) — и насекомое поймано. Поднимая кружку, он разглядывает водную поверхность, усеянную раздувшимися блохами.

— Ну?.. — протягиваю я.

— Ну и как она? — спрашивает Ник, легким движением пальцев стряхивая блоху в кружку.

— Я ее никогда не видел, — отвечаю я и мысленно добавляю: «Разве что во сне».

— Хм… Если она похожа на Элис, значит, она хороша.

— Не могу с тобой не согласиться.

— А что если она внешне очень похожа на Элис, но при этом у нее задержка умственного развития?

— Шел бы ты, Ник, куда подальше со своими фантазиями.

— Нет, я серьезно. Что, если она выглядит как женщина твоей мечты, но по уровню умственного развития она четырехлетний ребенок?

— Ничего страшного: она будет гулять с тобой. Спокойной ночи.

Обычно мы не ложимся до трех и смотрим телевизор, а поскольку у нас есть кабельное телевидение, мы можем смотреть все что угодно: игровые шоу на немецком, ток-шоу на испанском, ну и всякие рекламные презентации. Вообще, они впечатляют — эти получасовые шоу о туалетных максимайзерах, суперсоковыжималках и тренажерах «Джим-фитнес», ведут которые англичане, а в студии сидят американцы. Получив вознаграждение за свои усилия, участники аплодируют, свистят и улюлюкают на всем пути следования продукта из студии к покупателю. С точки зрения чистого искусства, подобная техника продаж неинтересна, она к тому же оставляет ощущение, будто тебя хочет изнасиловать фанат какого-нибудь захолустного футбольного клуба, но все равно в конце концов понимаешь, что тебе просто необходим туалетный максимайзер, тренажер «Джим-фитнес» или суперсоковыжималка. Ты уже мать родную задушить готов за стакан сока из суперсоковыжималки.

Но сегодня я предпочитаю сразу отправиться в свой бессонный дозор: мне есть о чем поразмыслить. Думаю, четырех с половиной часов на это хватит.

3

К вопросу о готовности задушить собственную мать…

— Привет, герой-любовник. Как дела? Здорово, что забежал махнуть крылом. Я пыталась как-то втиснуть тебя в свое расписание, но просто времени не нашлось, совсем не было времени. Собрание КЦГ, поездка в Харрогит на аукцион воздухоплавательной техники — я просто с ног сбилась. Совсем с ног сбилась.

— ДА ТЫ ЗАТКНЕШЬСЯ КОГДА-НИБУДЬ, ТУПАЯ СТАРАЯ БОЛТЛИВАЯ МРАЗЬ?

Я зашел к родителям на Салмон-стрит, 22, Уэмбли-парк. Мама, как всегда говорит только о себе и «Гинденбурге». «Гинденбург», он же «LZ-129», был последним дирижаблем с металлическим каркасом, построенным для коммерческого использования; он взорвался 6 мая 1937 года над Манхэттеном во время своего тридцать седьмого трансатлантического перелета; эта катастрофа унесла жизни двадцати двух членов экипажа и двенадцати пассажиров. Мой дедушка по материнской линии трудился над проектом этого дирижабля, пока не потерял работу, дом, а потом всех братьев и сестер из-за того, что был евреем. Мать решила, что ей предначертано спасти от забвения его имя и его дело, и поэтому основала и сама же возглавила КЦГ (Кружок ценителей «Гинденбурга»), который поначалу входил в Общество памяти цеппелинов, ОПЦ — эти три буквы совпадали с серийным названием какого-то другого дирижабля. Но на собрании Общества в городе Финчли разгорелась жаркая дискуссия о скорости дирижабля «Граф Цеппелин» (моя мать утверждала, что скорость «Гинденбурга» на четыре узла больше), результатом которой стало отделение КЦГ от ОПЦ.