Книга Мясо снегиря - Дмитрий Липскеров

— Я знаю…

— Он дал ему три тысячи долларов… А вы понимаете, квартира в самом центре… Когда он вам звонил несколько дней назад, он уже знал, что остались часы, может, дни…

Я понял, почему он выпил столько саке…

Его пьяная болтовня о совместном творчестве была прощанием со мною, с юностью, с верой в наши пацанские идеалы…

Я плакал в голос…

— Мы его здесь сожжем, в Париже, а урну привезем в Москву, подхоронить к папе… Вы нам поможете?

— Да…

— Совсем забыла сказать! — Ее голос вдруг стал радостным. — За два дня… За два дня Муся привела к нему дочь Машу, и они помирились… Это очень важно, очень важно, что он умер в мире с дочерью…

А потом мы хоронили урну с его прахом. Я устроил поминки, на которых были почти забытые люди из юности. Только Мишка не смог приехать из Голландии, сославшись на тяжелую эмигрантскую жизнь. Много за столом говорил брат моего друга… Почему-то у меня не было к нему ненависти…

Она, неофициальная вдова, действительно очень была похожа на Мусю. Но чуточку другая. У нее не было сучьего взгляда, а от того она была некрасива…

Потом я краем уха слышал, что Муся устраивала концерты в память о своем муже, гениальном скрипаче. Играла на папиной скрипке дочь… Потом официальная вдова выпустила несколько CD…

Через три года Муся мне позвонила и спросила:

— Ты меня ненавидишь?

— Нет, — ответил я. — Что ты!..

— Я в Москве… Повидаемся?

— Давай…

Она пришла в ресторан с Машей

— Она прекрасная скрипачка! — сообщила Муся. — В него пошла…

— Здорово!

Маша, видимо, пошла не только в отца, но и в Мусю, так как бросала на меня двусмысленные взгляды. Муся перехватывала Машины стрелялки и заметно нервничала.

— Надеюсь, ты не считаешь меня виноватой в его смерти?

— Что ты! — замахал руками я.

— С ним невозможно было жить! Он был алкоголиком! А ты знаешь, как тяжело с алкоголиком!..

— Не надо, Муся!.. Девочка…

— Действительно… — Она взяла себя в руки. Говорить было больше не о чем… Молча доели…

Девочка Маша по-сучьи улыбнулась мне…

Расставаясь, я сообщил, что сам скоро буду в Париже.

— Гульнем? — предложил.

— Как тогда? — Она имела в виду, как тогда, в юности.

— Ага…

Через три недели я позвонил ей из отеля, уверенный, что в память о нем дам Мусе денег на Машину учебу в консерватории.

— Гульнем? — спросил еще раз.

— Конечно, — с радостью отозвалась она.

— Возьми обязательно Машу!

— Машу?!. — Она осеклась, а потом попросила, чтобы я позвонил в пять.

Больше к телефону она не подходила…

Позже я понял, что Муся приревновала меня к своей дочери, чувствуя, что и у той не все в порядке с контролем.

Извини, сказал я своему другу про себя. Это не твои женщины! Пошли они на х…!

Я до сих пор не могу найти ту, некрасивую, чтобы отблагодарить ее великую женскую душу, чтобы поклониться ей за друга, за умение любить то, что тебе дано, и сострадать страдающему…

Она растворилась в пространстве, в Бесконечности, тихо, не привлекая внимания, и никто даже имени ее вспомнить не может… То ли Марина, то ли Галина… Или еще как?..

Но я обязательно ее найду! Я обещаю тебе, мой друг!

День четвертый

Отвлечение от темы

Еще в пору совдеповского детства мне часто грезилось, что в далекой Америке проживает какой-нибудь мой третий дедушка или скупердяй дядюшка, которые вот-вот загнутся, и специальный юрист по таким нежным вопросам, как наследство, явится в мою убогую квартирку и объявит, что волею судеб я стал мультимиллионером…

Позже, похоронив мечты о долгожданном богатстве, оставив их в счастливом детстве, выросшим в дяденьку сорока лет, заработавшим какие-никакие деньги, я уже точно знаю, что ни миллион, ни даже миллиард не делают человека счастливым. Нет связи между презренным металлом и высоким состоянием души. Бабки отдельно, душа тоже отдельно. Как не ищи, а все равно не имеется прямых связей… Есть лишь единственная форма материальной состоятельности, имитирующая счастье, — «комплекс Пушкинского «Скупого», который даже тактильно испытывает от прикосновения к богатствам некое физическое удовольствие, сравнимое с пиком сексуального вожделения… Но счастье ли это?..

Богатые люди в первом колене зачастую несчастливы, так как потеряли радость довольствоваться малым, счастье иметь скромное воскресное застолье с дефицитом из продуктового набора и вафельным тортиком на шесть человек, где отец непременно отказывается от своего куска в пользу детей, которые его делят меж собой в состоянии истинной радости. А глава семьи уже счастлив оттого, что его дети счастливы. Мгновение?.. Конечно… Но мгновение обыкновенного счастья! Хотя счастье в эпитетах не нуждается…

Я помню, как в пионерский лагерь ко мне приехала мать и привезла банку вареной молодой картошки. По прозрачным стенкам стекало растопленное сливочное масло, завлекая за собой мелко нарезанный укропчик… Я эту картошку съел один, в укромном местечке, и не потому, что был жадным или чрезмерно голодным. Просто банка с картошкой из материнских рук была тем самым счастьем, которым я ни с кем не желал делиться… Еще мать подарила мне трешницу, которую я безо всякого сожаления проиграл в трясучку.

Быстро привыкли пить дорогую водку, закусывая ведрами черной икры, еще быстрее эту икру перестали потреблять из-за богатства в ней холестерина, в считанные годы научились следить за здоровьем, чтобы подольше пользоваться капиталом; летаем, накачанные стволовыми клетками, на частных самолетах к продажным женщинам на Бали…

Как-то в Нью-Йорке мне пришлось ночевать под мостом, чтобы к шести утра попасть на радиоэфир. Дрожа от холода, я думал о том, что если на счету моем скопится пять тысяч долларов, я буду самым счастливым человеком! Но уже этим утром я был счастлив. Перейдя двухкилометровый мост, попав в офис радиостанции, я пил горячий кофе, согреваясь от пронизывающего потусторонним холодом нью-йоркского ветра, — я читал в эфир стихи Губермана и был счастлив… Так, вспомнилось…

Другое дело — наследный капитал, старый, в шестом поколении. Его вообще не замечаешь, как не обращаешь внимания на родинку под лопаткой на спине.

Спасибо дедам и прадедам, что дали возможность не замечать, какой ручкой я пишу: Паркером или одноразовой шариковой. Я могу заниматься чем хочу. Спортом, философией, спиваться или умереть от передоза, в конце концов, стать Артистом в широком понимании этого слова. Вероятно, деньги дают ту иллюзию свободы, при которой влетание Божественной искры в душу, отыскивание ее в оной становится делом более простым, нежели если ты, например, был бы нервно истощенным от постоянных забот, как заработать на хлеб насущный копейку. Можно уловить Господне семечко и осознать его в себе, но так и не смочь взрастить в себе самом плод, или собрать урожай, когда он созрел. Суета…