Книга Тусовка класса "Люкс" - Элиот Шрефер

– Разрешите мне поговорить об этом с Диланом, – помолчав, сказал Ной. – Посмотрим, не сумеем ли мы сделать что-нибудь более естественное.

Доктор Тейер дотронулась своей когтистой лапкой до руки Ноя.

– Спасибо, – тихонько сказала она.

* * *

– Ну, так что ты сам думаешь об этом эссе? – спросил Ной.

Дилан пожал плечами.

– Ты согласен с тем, что здесь написано?

– Не знаю. Я его не читал.

– Кто его написал?

– Мама. А может, репетиторша из колледжа. Она тупая. Есть в нем хоть какой-то толк?

– Написано очень хорошо, – ответил Ной, – но я не вполне уверен относительно некоторых мест. Вот, например, – он указал на вторую страницу, – «раздача ярлыков может быть такой же опасной, как любая форма терроризма; действительно, даже простое ассоциирование себя с какой-либо группой является первым и первейшим актом насилия».

– Бред какой-то, – сказал Дилан.

– Это твое эссе.

– Ну, я не знаю. Наверное, это типа по-умному написано.

– Я хочу, чтобы ты его просмотрел, а потом мы попробуем добавить туда твой собственный голос.

– Дохлый номер. Я не знаю, как это делать.

Он и вправду не знал. Единственной существенной опорой в подготовке к творческой части письменного задания стал доклад о Фредерике Дугласе, который Дилан еще прежде вызубрил наизусть. Беглый, а впоследствии выкупивший себя у хозяина раб-мулат стал их коронным достижением. «Важнейшее, на ваш взгляд, качество лидера» – «Непокорность, на примере Фредерика Дугласа». «Государственный праздник, который вы считаете нужным утвердить и почему» – «Национальный день Фредерика Дугласа». «Величайшее изобретение двадцатого века» – «Документальные фильмы, потому что из них мы узнаем о таких людях, как Фредерик Дуглас». Дилан разрабатывал тему Фредерика Дугласа с подлинной виртуозностью. В ней он чувствовал себя как рыба в воде, она была его величайшим даром. Но в его вступительном эссе Фредерику Дугласу не было места.

– Вот бы мне совсем не писать это дерьмо, – простонал Дилан. Вдруг он сел прямо, и в этой новой позе на мгновение показался Ною другим человеком. – Был у нас в школе один парень, – начал Дилан. Ной повернулся на стуле, чтобы лучше слышать. – Он сейчас в Йеле. Когда он в первый раз сдавал СЭТ, то получил 2340 баллов или около того. Но потом он сдавал его каждый месяц.

– Этого не может быть, – сказал Ной. – СЭТ сейчас состоит из трех частей, по каждой можно набрать максимум 800 баллов. 2340 – это почти высшая оценка.

– Подождите, вы не понимаете. Он сдавал за других.

– Как? – Ной усилием воли заставил свой голос звучать ровно.

– Проще простого. У него было удостоверение с его фоткой, а именем какого-нибудь другого парня, он сдавал тест, а потом этот парень тащил ему бабки.

– Сколько? – спросил Ной. Спросил чересчур быстро, чересчур заинтересованно, но Дилан вроде бы не обратил на это внимания.

– Не знаю. Много. В общем, его поймали, когда он сдавал тест в мае, а там была наша директриса, ну и она типа: «Эй, парень, ты же уже в Йеле, какого хрена ты снова сдаешь СЭТ? » Ну и он накрылся.

– С ума сойти.

– А самое-то обидное знаете что? Представляете – я должен был быть следующим. Мамаша уже выписала чек! Я мог бы вляпаться в тако-ое дерьмо!

Ной понимал, что ему следует изобразить негодование, но все, о чем он мог думать, – это о костлявых ключицах доктора Тейер и ее холодных пальцах на своей руке.

– Дико, правда? – спросил Дилан. – Даже чек ему выписала.

Тут в дверях появилась доктор Тейер. У Ноя перехватило дыхание; он не сразу вспомнил, где находится.

– Что за чек? – ровным голосом спросила она.

Дилан и Ной молчали. Ной усердно изучал шов на своих брюках.

– Ной, – сказала она, – мне нужно с вами поговорить до того, как вы уйдете. Зайдите, когда закончите.

– Выйди из комнаты, мама!

– Это не имеет к тебе отношения, Дилан. Невероятно, но это так.

– Господи! Да уйди ты отсюда!

– Не разговаривай со мной в таком тоне, – сказала доктор Тейер. Голос ее оставался безмятежным; сказывалось присутствие Ноя. Она вышла из комнаты.

– Дверь закрой! – крикнул Дилан. Дверь закрылась. Он швырнул в нее подушкой. – Ух, надоеда!

– Как ты собираешься завтра сдавать тест? Ты помнишь, что тебе нужно получить шестьсот пятьдесят баллов? – спросил совершенно ошалевший Ной. Четыре последних раза, когда Дилан писал проверочную работу, результат составил 500, 440, 460 и 440 баллов соответственно.

– Да ни хрена я не получу. Слишком рано эта бодяга начинается.

Впервые Ной по-настоящему обозлился на Дилана.

– В два часа. Настоящий СЭТ будет начинаться в половине девятого утра.

Дилан отмахнулся, не отрывая глаз от экрана компьютера:

– Какая разница?

Электронные часы показывали 9.40. Ной повесил на плечо сумку.

– Удачи, парень, – сказал он.

– Пока.

* * *

Доктор Тейер лежала на кровати в расслабленной, но вместе с тем напряженной позе, словно хворающая императрица. В тени возле плотно зашторенного окна маячила Таскани. Глаза у нее были огромные и влажные.

– Какие у него успехи? – спросила доктор Тейер, как только Ной показался в дверях.

– Мама! – всхлипнула Таскани.

– Мы поговорим об этом позже, – сказала доктор Тейер.

Таскани бросилась вон из комнаты. Она пробежала мимо Ноя, едва его не задев. Хлопнула дверь ванной.

– Надеюсь, серьезность происходящего его подстегнет, – ответил Ной, пытаясь укрепить свои позиции.

– Ему не удастся набрать 650 баллов за письменную часть, ведь так?

– Он может очень близко к этому подойти.

– Может статься, все это нам вообще не понадобится, – вздохнула доктор Тейер. – У нас есть свой человек в Тише [Школа искусств Тиш – одно из учебных подразделений частного Нью-Йоркского (городского) университета на Манхэттене.

– Он ни на что не способен без вас, репетиторов.], который ведает квотами для абитуриентов-спортсменов. Товарищ отца Дилана по колледжу – они с ним жили в одной комнате в общежитии – руководит их финансовой частью. Да и вообще я предпочла бы Нью-Йоркский городской. Дилан не хочет уезжать из города. Мне кажется, что в этом он прав. Откровенно говоря, мне сложно представить его в любом другом городе.

В холле погас свет; в углубившемся полумраке доктор Тейер казалась больной. Свет лампы на прикроватном столике заставил ее прищуриться.

– Мне приходится все это делать, – голос ее прервался, – у него совершенно отсутствует мотивация.