Книга Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать - Алексей Слаповский

Обидно…

Женихи

Он говорит: все, хватит, я привык один жить. Проваливай.

Ладно, посмотрим.

Дала объявление: в меру молодая, в меру красивая и в меру стройная, без детей и квартиры, но с любящей душой. Адрес мамин: жила у нее.

Пошли женихи.

У первого была шея длинная, как у верблюда на пачке сигарет «Кэмел», живых верблюдов я не видела, а «Кэмел» курю для мужчин, когда они для интереса ухаживают, они любят, что женщина курит. А когда для замужества — терпеть не могут. Пойми их.

Второй как пришел, сразу стал руки мыть. По локоть, будто хирург. Я в больнице работала, видела.

Третьему мать стала вишневое варенье на блюдечку ложить и нечаянно — на штаны. Он так разозлился, будто не вареньем, а кипятком, и не на штаны, а на совсем другое место, если без штанов. Но вида не подал.

Четвертый сел рядом на диван музыку слушать, обожает музыку, сам слушает, а сам мне ногу даже не гладит, а щиплет, до синяков нащипал. Я этого не люблю — и сказала ему прямо. Он сказал, что забылся от музыки. Охотно верю, но с трудом.

Пятый — ужас какой-то: молодой, красивый, зачем я ему понадобилась? Говорил три с половиной часа о стремлении к простоте. Я ничего не поняла. Ладно, говорю, давай в воскресенье в цирк сходим, там все просто, можно польта не сымать. Прождала у цирка полчаса — не явился.

Вдруг опять второй, который с руками по локоть. Я говорю: ты что, в школе в каждом классе по два года учился? Не умный ни разу? Раз и навсегда — знаешь такое философское изречение? Он говорит: знаю, но не понимаю причин из-за чего. Укажите недостатки, я устраню. Вот и устрани, отвечаю, главный недостаток — самого себя.

Шестой сказал, что все потерпит, кроме адюльтера. Я говорю: собак не держим. Он взял и обиделся. Я у соседки-педагогши спросила потом. Оказывается, я адюльтер с эрдельтерьером спутала, адюльтер, если по-человечески, измена. Так и говорил бы по-человечески, а не по-собачьи!

…У девятого и дача, и машина, и на пальце перстень, все у него есть, только домохозяйки не хватает. Но у меня по жизни другая специальность: женщина я.

…С одиннадцатым мы только взаимным взглядом обменялись и сразу все поняли. Вместо здрасти сразу до свидания друг другу сказали. Люблю понятливых.

…Тринадцатый похвалился, что хоть у него временное расстройство функции, зато у него диабет и ему в специальном магазине специальные продукты выдают за полцены как инвалиду.

И опять второй пришел — с руками по локоть. Нет, говорит, я не понял. Человек не может состоять из одних недостатков, вы меня не разглядели, я даже уже и жениться на вас не хочу, но меня волнует вопрос принципа, потому что вы меня оскорбили. Я — оскорбила?! И не начинала даже. А вот сейчас — начну! Он дожидаться не стал.

Пятнадцатый оказался то, что нужно. То, что доктор прописал. Сорок два года, квартира, телефон, центр, детей нет, но хочет. С матерью его познакомилась. Говорит: он у меня славный, только несамостоятельный, до сих пор ему в кастрюльках еду ношу. Успокойтесь мама, успокаиваю, теперь вы для него как бы умерли — в хорошем смысле слова. В общем, все радуются. О свадьбе говорят.

А я иду к своему гаду и говорю: между прочим, нашла замечательный вариант. Он: ну что ж, попутного ветра во все места. Я говорю: дурак ты. Мне что надо было знать? Мне надо было знать, что я в любое время отыщу такого, какого мне надо. Я теперь успокоилась за свои шансы. Я теперь от тебя сама в любое время уйти могу. Но зато теперь пока ты меня не убьешь, я не уйду от тебя. Понял? Он даже рот открыл.

Пять лет прошло. Он, конечно, ведет себя безобразно. И гуляет, и пьет. Но не гонит уже. Он понял: я не пропаду. А раз я не пропаду, то у него нет интереса меня гнать. Вот если б я пропала, тогда у него был бы интерес. Такой у него, скота, характер.

Баш на баш

Ехали в поезде Артамонов — оживленный, румяный, инициативный, и Ларин — бледный, задумчивый.

— Давайте пооткровенничаем, — предложил Артамонов. — Атмосфера в дороге, когда люди встречаются случайно и расстаются через несколько часов, всегда располагает к откровенности.

— Да я не очень, — отозвался Ларин. — Я вообще-то замкнутый, неразговорчивый.

— Это ничего! — воскликнул Артамонов. — Я любого могу разговорить, я очень коммуникабельный и располагаю к себе собеседника любого возраста и пола, особенно детей! Давайте откровенничать. Но с условием: если я с вами делюсь, то вы со мной делитесь так же. А то получится несправедливо: один рассказывает, а другой молчит. То есть баш на баш, понимаете?

И тут же откровенно рассказал о себе историю, что у него, кроме жены, есть любовница, потому что жена надоела, но он к ней привык, но уже и любовница тоже надоела, но он и к ней привык, и не знает, что теперь делать, потому то к обеим он в равной степени привык и обе ему в равной степени опротивели. И он печально вздохнул.

— У меня нет любовницы, — сказал Ларин. — У меня и жены нет. Я в разводе.

— Так не пойдет! — воскликнул Артамонов. — Вы должны мне рассказать что-нибудь не менее секретное, адекватное, причем желательно не из прошедшей жизни, а сегодняшнее, свеженькое, как я. Иначе несправедливо!

Ларин подумал. И вдруг оживился.

— Я занимаюсь коммерческой деятельностью, — сказал он. — И обманным путем присвоил у своего товарища сто тысяч рублей денег.

— Хорошо! — воскликнул Артамонов. Но тут же задумался. — Нет, — сказал он. — Маловато. Сто тысяч к измене жене я никак не могу приравнять. Инфляция, что поделаешь! Добавьте еще что-нибудь.

Ларин долго думал. И засмеялся, хлопнул себя ладонью по лбу.

— Как же я забыл! — смеялся и радовался он. — Я же родную бабку уморил! Все меня бросили, а бабку подсунули мне, восемьдесят восемь лет, будь любезен ухаживать. Никакой личной жизни не стало. Главное, бабка-то сама уже мучалась, весь день жалуется, что жить не хочет, а ночью не спит, боится, что помрет. Ну, иногда снотворного таблеточку выпьет. И вот я ей вместо одной таблеточки в стаканчике с водичкой восемь штучек растворил: что выйдет? А вышло то, что не проснулась бабуля, царство ей небесное! И никто ничего не заподозрил: ну, хватанула старушка лишних таблеточек, они, старушки, горстями их глотают. То есть, как ни крути, получается, что я пригробил бабушку-то свою. Убил, то есть!

Ларин стал румяным и оживленным, как недавно Артамонов, а Артамонов, наоборот, стал бледным и задумчивым.

— Да, — признал он. — Это серьезная вещь. Хорошо. У меня найдется чем крыть. Например, учился когда в институте, девушку обманул, она забеременела, я обещал жениться, а сам уехал. Она вены резала, еле врачи спасли.

— А бабку мою — не спасли! — кочевряжился горделиво Ларин. — А главное — я ее своими руками. Тут и десятком девушек не покроешь.