Книга Эта русская - Кингсли Эмис

Этого даже Ричард не вынес.

– Ладно, если ты готова, то и я готов, – объявил он Сэнди и задним числом пожалел, что не вставил во фразу какого-нибудь хрена или блина, чтобы нагрузить ее еще большей значимостью. Спустя десять минут, по большей части довольно неуютных – в толчее на замусоренном тротуаре, – они сидели вдвоем в такси, направляясь в один из многочисленных уголков Лондона, о которых он не имел ни малейшего понятия. Криспин под занавес принял позу полной безучастности, отвел глаза и только коротко кивнул в ответ на благодарность, Фредди же бросила на них красноречивый взгляд, в котором сочетались скорбь по поводу того, что сестре подвернулся мужчина, и злорадство при мысли о возможном уроне, который будет нанесен Корделии. Вернее, так показалось Ричарду. Скорее, Фредди просто немножко перебрала – или надралась. Не важно почему.

Свет освещал салон такси лишь урывками, однако Ричарду его хватало, чтобы разглядеть, что Сэнди смотрит на него отнюдь не урывками и, возможно, чего-то ждет, может быть, даже ждет, что он станет ее лапать, прямо сейчас или чуть позже. Он пытался заново проиграть в мыслях их разговор об отпуске. Одно он решил твердо: лапать он ее не будет. Лапанья в такси, как и неумеренного пьянства, следовало избегать, поскольку и то и другое грозило непредсказуемыми последствиями.

– Я хочу извиниться за Фреддино поведение, – вдруг сказала Сэнди.

– Да что ты, ничего. Ну, то есть ты хочешь сказать…

– По-моему, она сама хотела замуж за творческую личность Годфри, хотя никогда в этом не признается. Ты его когда-нибудь видел?

– Ну разумеется, и не раз. Сыт по горло.

– Мне он тоже не слишком нравится.

– Корделия, понятное дело, его ненавидит.

– Может, не такая уж он дрянь. Я с ним едва знакома.

– Послушай, Сэнди, а эта его вторая жена – Нэнси, да? – правда, что она охотилась за богатым женихом? Если ты, конечно, в курсе.

– Да нет, она застрелись какая добропорядочная, хотя на вид и не скажешь. Из состоятельного семейства и все такое. А что?

– Да ничего, просто интересно.

– У них уже трое детей.

– Правда?

Повисло молчание: Ричард ждал, задаст ли Сэнди вопрос насчет неспособности Корделии родить ребенка, и если да, то как она его сформулирует. Шуркнула и скользнула в сторону стеклянная шторка, отделявшая их от водителя: он то ли решил уточнить, куда ехать, то ли надумал разобраться, нет ли у наступившего молчания какой интересной причины. Уточнять он передумал, однако и шторку не закрыл.

– Криспин говорит, что, по его мнению, Годфри женился на Корделии, потому что считал ее аристократкой, – проговорила Сэнди.

– Понятно.

– А… она действительно аристократка?

– Понятия не имею. Я в таких вещах совсем не разбираюсь.

– Вот как? Знаешь ли, ты многое теряешь, если не разбираешься в таких вещах, вообще во всех подобных вещах.

– Не сомневаюсь, что ты права.

– Ты не против, если я кое-что спрошу?

– Нет, – солгал он. К этому времени он был против практически любого вопроса. Неприятней всего, что стиль допроса она будто бы слизала у Корделии.

– Вопрос, конечно, идиотский, но все-таки почему ты женился на Корделии? Я прекрасно понимаю, что многие мужчины могли бы…

Ричард уже раскаивался, что вообще согласился на эту поездку.

– Я на ней женился, потому что трахаться с ней мне нравилось и по-прежнему нравится больше, чем с кем бы то ни было, – проговорил он, причем отнюдь не доверительным тоном.

Сэнди, видимо, опешила.

– Ну, знаешь, – выговорила она, – а может, не стоит употреблять такие выражения?

– Почему же? По-моему, стоит. Что в этом такого?

– Мне казалось, ты профессор или что-то в этом роде.

– Я профессор или что-то в этом роде. Но не из тех, которые ничего не смыслят в реальной жизни, по крайней мере в некоторых ее аспектах. К твоему сведению, родом я не отсюда, а из того места, которое на карте наверху и слева. А там принято называть вещи…

– Нашел чем хвастаться.

– Я понимаю, что хвастаться тут нечем. Кроме того, я как раз собирался сказать, что принял тебя если не за аристократку, то за взрослую, опытную женщину… не за незамужнюю тетку-приживалку.

Тут он подумал, что она, наверное, понятия не имеет, что такое тетка-приживалка, но вдаваться в комментарии не стал. Отвернувшись, он сосредоточенно уставился в окошко. Он понимал, что недостаточно молод и недостаточно пьян, чтобы не думать о возможном развитии событий, чтобы просто сказать себе: плыви по воле волн, если дойдет до дела, она окажется на высоте, если нет – не обидится. Кроме того, он помнил, что когда-то и сам был таким, и время от времени, правда не то чтобы очень часто, до дела, собственно, и доходило. А потом он познакомился с Корделией и понял, что продолжает плыть по воле волн, только гораздо медленнее и с гораздо большими осложнениями. Другими словами, то, что он только что сказал про ее достоинства, было правдой, но только частью правды, причем той частью, которая легче всего облекалась в слова. В начале их совместной жизни, скорее в силу привычки, чем чего-то еще, он раз-другой, а может и чаще, возвращался к старому, но это было уже давно. Тем не менее ему нравилось думать, что по части хорошеньких лиц и прилегающих к ним территорий его взгляд сохранил прежнюю цепкость, хотя, надо признаться, смятение, которое он в таких случаях по-прежнему испытывал, в последнее время стало недолговечным, преходящим, – так бывший курильщик замечает, что с годами периоды тяги к никотину становятся все короче.

У Сэнди было хорошенькое личико, с мелкими чертами. Он вспомнил, что отметил это еще при первой встрече. На личике имелись замечательные скулы и зубы, хотя зубов было многовато. И если верить Криспину, она сказала, что он, Ричард, ничего, даже очень ничего. Действительно сказала? И так ли это на самом деле? На этот вопрос, как и на некоторые другие, например о месте Некрасова в литературе, он, как ему казалось, твердо и однозначно ответил себе примерно к моменту окончания Оксфорда, и все же время от времени вопрос вставал снова, во всей своей насущности и неразрешимости. Корделия-то, конечно, считала, что он очень ничего, вернее, говорила, что считает. Другое дело, она всегда добавляла, «на мой взгляд» или «как мне кажется», а кроме того, вернее, потому же всегда делала легкое ударение на личном местоимении. Ну, а если узнать независимое мнение других женщин, как бы они на него, Ричарда, отреагировали? Раскричались бы или разомлели? Или попросту расхохотались бы? Ричард никогда еще не рассматривал вопрос с этой точки зрения, однако, повернувшись обратно к Сэнди, спросил с повышенным интересом:

– Так что это за вечеринка, куда мы едем?

– А, перестал дуться, да?

– Дуться? А я и не знал, что, как ты выражаешься, дуюсь.