Книга Днем и ночью хорошая погода - Франсуаза Саган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пастор: Что, простите? Ваша сестрица?
Корнелиус: Ну… Она… довольна?
Пастор: Счастлива, господин граф!
Адель (поджав губы): Еще бы! Кто мог такого ожидать!
Корнелиус: А вас это задевает, а? Только подумать — вы и моя сестра кормитесь из одной кормушки! Ха! Ха! Ха! Но куда же они оба подевались?
Пастор: Они уехали вместе с Гансом Альбертом, доезжачим, выслеживать великую баден-баденскую волчицу. (Встает на цыпочки и воет.) У-у-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у! (Потом внезапно замолкает, смутившись.)
Корнелиус и Адель смотрят на него.
Пастор (покашливая): Гм! Да, это она так воет… Волчица…
Корнелиус: Я так и думал. Волки редко пищат! Черт! Ну и положеньице! Моя собственная сестра, не успев обвенчаться, станет вдовой!
Пастор: Как? Почему?
Корнелиус: Я вызвал этого юношу на дуэль: представьте себе, он согрешил.
Пастор: Бог милостив к грешникам!
Корнелиус: Сразу видно, что вы не женаты, господин пастор! Ведь так?
Пастор: Нет, конечно! Что за странный вопрос, господин фон Бельдт? Католическая церковь и его святейшество Папа Римский для служителей…
Корнелиус: Хорошо-хорошо! Вот и не женитесь! Храните свой целибат!
Пастор: Разве у меня есть выбор, господин граф? Я настаиваю на том факте, что для нашего ордена безбрачие обязательно! Знайте, что…
Корнелиус (в бешенстве): Не знаю и знать не хочу! Плевать мне на это! Идите спать. Адель, думаю, для нас в этом доме найдется охапка соломы и место на полу! Приличные условия здесь положены только четвероногим.
Он быстро выходит. Адель остается в комнате.
Адель: Господин аббат, а этот юноша говорил вам что-нибудь обо мне?
Пастор (тихо): Нет, сударыня! Не тревожьтесь, он…
Адель: Почему я должна тревожиться? Что бы там ни было, скажу вам, святой отец, это такая возвышенная душа!
Пастор: Это несомненно, да, он очень славный! Святой Варнава…
Адель (не слушая его): И поверьте мне, романтические чувства в наше время еще не умерли!
Пастор (смущенно): Дитя мое, я вас не понимаю.
Адель: Неважно. Неважно! Я завтра же приду исповедоваться!
Пастор (в панике): Нет! Нет! Умоляю, госпожа графиня! В прошлый раз…
Она выходит вон. Он бежит следом.
Занавес.
Те же декорации. Чуть более позднее утро. Супруги в ночных рубашках и халатах зевают и покашливают в той же гостиной. Он раскладывает пасьянс, она ходит взад-вперед.
Адель: Бог мой, который час? Мы что, спали всего три часа? Вы когда-нибудь видели, Корнелиус, чтобы охота продолжалась так долго? Как вы думаете, не могло с ними приключиться какое-то несчастье из-за этой волчицы?
Корнелиус: Как бы не так! Ганса Альберта одного хватит на прокорм трем волчицам! А он за мою сестру даст себя сожрать не задумываясь! Меня больше волнует вот это… (Смеется, показывая на карты.) Я боюсь, что у меня на этот раз не сойдется!
Адель: Так передвиньте эту трефовую девятку вон туда… Вы даже пасьянс толком разложить не умеете!
Корнелиус: Оставьте в покое мои карты! Зато вы все умеете разложить, и не только пасьянсы! Чего я боюсь, учитывая время и дождь, так это что им пришлось где-то спрятаться, укрыться и что…
Адель: Что — «что»?
Корнелиус: Что на этот раз между ног у моей сестры окажется нечто совсем иное, нежели охотничий конь! Вот чего я боюсь и на что, впрочем, надеюсь, ибо это должно благотворно сказаться на ее нраве!
Адель (презрительно): Какая низость! Всегда одни низости! Решительно…
Корнелиус: Как вы это сегодня назвали? Низостью? Но она не лишена вкуса, а? Только не говорите, что вы не согласны!
Адель: Хватит. Это не смешно, переменим тему. Вы по-прежнему намерены убить этого бедного юношу?
Корнелиус: Да нет же, нет, дорогая Адель! Коли он так дорог моей сестре, я не стану стрелять в него.
Адель: Ах, как камень с души!
Корнелиус: Вам следовало бы испытать другие чувства! Вы должны бы, наоборот, быть уязвлены тем, что я приношу супружескую ревность в жертву братской любви. (Пауза. Он перебирает карты.) Слышите? Что это? Лошадь? Две? Три? Похоже, баден-баденской волчице не удалось сегодня закусить?
Дверь открывается. Ганс Альберт и Анаэ входят, поддерживая Фридриха, который находится в полуобморочном состоянии.
Анаэ: О боже, братец! Корнелиус, помогите нам. Осторожно! Этот юноша — мой друг, он очень дорог мне, уверяю вас. Здравствуйте, дорогая Адель! Положим его сюда.
Фридриха укладывают на диван.
Корнелиус (склонившись над ним): Он! Это он!
Анаэ: Он? Да кто же? Этот человек только что чуть не погиб за меня, Корнил… Корнелиус!
Корнелиус: Ах, да не называйте меня Корнилом! Ни при каких обстоятельствах! Не называйте меня Корнилом! Мне не восемь лет, да и вам тоже!
Анаэ: Да, правда, простите. Представьте себе, милый братец, этот юноша хочет на мне жениться. А ведь он очень богат! Он хорошего рода, благочестив и так далее и тому подобное, кроме того, он хорош собой, когда не такой бледный… Ох! Ганс Альберт, дайте-ка сюда греффа!
Ганс-Альберт достает из шкафа можжевеловку и дает выпить Фридриху. Тот содрогается и заходится кашлем.
Вот! Так-то лучше!
Фридрих (открывая глаза): Где я?
Анаэ: В безопасности! Среди своих!
Фридрих: Среди своих? Да? (Замечает Корнелиуса, вскрикивает и снова падает без чувств.)
Анаэ (с удивлением): Можно подумать, что на него так действует ваш вид, Корнелиус, или ваш, Адель?
Корнелиус: Нет, она тут ни при чем, впрочем, и я тоже. Этому юноше нечего опасаться. Я его НЕ ЗНАЮ. (Наклоняется к Фридриху и орет тому в самое ухо.) Я НИКОГДА ЕГО НЕ ВИДЕЛ!
Фридрих моргает.
Анаэ: Рог вам в бок, а кто говорит, что вы его знаете? Ладно, сядем, и я расскажу вам, что произошло. Поехали мы, значит, и долго гонялись за волчицей безо всякого толку, несмотря на Фридриха, который скакал как сумасшедший. Никогда такого не видела: взад-вперед, взад-вперед, и все галопом! Мы уже собрались возвращаться и были совсем близко от дома, у Лебяжьего пруда, в безопасности, как нам казалось. Мы спешились, Ганс Альберт стал поить лошадей, а мы с Фридрихом принялись… Что с вами, Адель, вы простыли?