Книга Переплетчик - Эрик Делайе

Сроку было — три месяца, что для качественной мозаики а-ля фанфар довольно-таки мало, поэтому юный Шарль взялся за дело немедленно. Как ни странно, непосредственная работа с материалами занимает у переплётчика примерно половину отведенного времени: вторая половина предназначается для продумывания и рисования. Таким образом, порядка двух недель мальчик сидел над бумагой, пыхтел, размышлял, перечитывал герцогскую мазню и постепенно складывал в голове картину будущего переплёта.

Большая часть стихотворений де Морни посвящалась ратным подвигам на различных фронтах. Из поэзии самодовольного дворянина выходило, что он чуть ли не самолично сбросил с коня принца Конде, сражаясь под знамёнами Тюренна.[27]Некоторые стихотворения были посвящены прелестным дамам, и мальчику всё время хотелось своей рукой подправить хромающие размеры и пляшущие рифмы (точнее, созвучия, потому что понятие рифмы герцогу было, судя по всему, неизвестно). Шарль неплохо разбирался в поэзии, так как прочёл существенное количество сборников — как на латыни, так и на французском языке, и был уверен, что любой из шедевров де Морни мог бы переписать гораздо более приемлемым образом. Но выходить за рамки профессии стало бы самым кощунственным из всех преступлений, которые мог совершить переплётчик. И Шарль думал, как сгладить тягостное ощущение от текста путём украшения переплёта.

Мальчик не просто взялся за дело. Он подошёл к нему со всей душой, вложил самого себя в работу над великолепным переплётом. В центр композиции он поместил фамильный герб де Морни, сначала прессованный блинтовым методом, затем раскрашенный вручную. Вокруг него перевивались, наслаиваясь друг на друга, инкрустации с вкраплениями полудрагоценных камней, перламутра, осколков раковин; пространство же между узорами покрывалось тончайшей золочёной сетью. В принципе герцог был бы в восхищении даже от работы, сочетавшей в себе определённый набор давно известных переплётчикам стандартных элементов. Но фантазия Шарля не позволяла ему ограничиться обыденными альдами и им подобными: мальчик хотел сделать по-настоящему индивидуальную обложку: как здание становится памятником не правителю, но архитектору, так и первый серьёзный переплёт Шарля Сен-Мартена де Грези должен был в первую очередь восхвалять своего создателя, а вовсе не владельца.

Поэтому на форзацах появились точёные русалки, оплетающие хвостами пушки, по корешку бежали кони с развевающимися гривами, а над гербом герцога красовался искусно выполненный портрет, скопированный с известной работы придворного портретиста. На портрете де Морни выглядел триумфатором — а кого и зачем он победил, было совершенно неважно. В любом случае читатель, которому попала бы в руки подобная книга, сначала уделил бы пристальное внимание переплёту, и лишь потом (возможно!) перешёл бы к внутреннему содержанию, значительно уступающему наружному.

Когда старик де Грези взял в руки почти готовый переплёт, сделанный учеником, он прослезился. «Ты не просто достиг мастерства своего учителя, — обернулся он к мальчику, — ты превзошёл меня». Шарль потупил глаза, а старый переплётчик продолжал: «Теперь я знаю, что наше дело не пропадёт после моей смерти, что я принёс в мир не просто множество красивых книг, но само искусство их переплетения, и это искусство живёт в тебе, мой мальчик, мой сын. Но, — продолжил старик, — всё-таки задаваться преждевременно, так как несколько мелких ошибок ты совершил». Мальчик испуганно посмотрел на отца, но тот успокоил: «Нет, не бойся, книгу не придётся переделывать, всё хорошо, всё исправимо в считаные часы».

Потом они вместе подошли к рабочему столу, и старик показал место на переплёте, где кожа со временем может отслоиться от картона, так как между заклёпками и проклейкой оставлено слишком большое расстояние: в этом месте придётся нанести ещё один узор, одновременно служащий техническим надобностям. Также в двух местах придётся переделать элементы инкрустации, так как камни, использованные для рисунка, с течением времени изменят цвет и гармония будет утеряна. Но всё это были не более чем ошибки новичка и, более того, человека молодого, не задумывающегося пока что о времени. Здесь и сейчас переплёт Шарля выглядел великолепно, и Жан де Грези не сомневался в том, что герцог пересмотрит свою финансовую политику и заплатит как минимум вдвое относительно заранее оговоренной суммы.

Так и случилось. Правда, не вдвое, а лишь в полтора раза герцог де Морни поднял ставку, придирчиво осмотрев переплёт, полученный лично из рук старого де Грези. Герцог потребовал привести к себе и ученика, создателя книги. Тот стоял перед дворянином, потупивши голову, со страхом в глазах, но де Морни встал со своего кресла, подошёл к мальчику и, взяв его за подбородок, сказал: «Ты достойный ученик своего отца. Он — величайший переплётчик в Париже, ты же будешь величайшим во Франции». Сложно сказать, хотел ли герцог подбодрить мальчика или взаправду думал то, что озвучил, но кое в чём он ошибся. Шарлю Сен-Мартену де Грези предстояло стать величайшим переплётчиком не во Франции, а во всём мире.

Глава 4

ЛИШЬ СМЕРТЬЮ И ЛЮБОВЬЮ

Так шло время, пролетал день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Шарль возмужал, в 1664 году ему исполнилось шестнадцать лет. Мари по-прежнему вела хозяйство, мадам Бонаме знала все городские сплетни, а на троне сидел Людовик XIV. Только здоровье Жана де Грези становилось всё хуже и хуже день ото дня, и не за горами был тот час, когда смерть обещала явиться за душой переплётчика и забрать её с собой. Де Грези сомневался в существовании загробного мира, но если таковой всё же имел место, то переплётчик несомненно вымостил себе дорогу в ад, так как всю жизнь провёл в достатке, в церковь никогда не ходил и нищим старался не подавать. Шарль понимал, что такое смерть, и уже смирился с тем, что отцу недолго осталось. В Бога парень тоже толком не верил и регулярно убеждался в том, что вера — вещь бессмысленная, в особенности когда слышал пьяные крики королевских мушкетёров за окном, причём в криках площадная брань равномерно перемежалась с поминанием Христа и всех святых. Примерно так же вели себя кардинальские гвардейцы, на что уж люди религиозные по причинам профессиональным. Крепкому словцу и поминанию Господа всуе Шарль предпочитал молчание. Если кто-то обижал его, он давал сдачи, а если последнее сделать не получалось, он просто отступал, что тут поделаешь.

Жан де Грези чувствовал, что час его близок, и послал старшине Вилье официальное прошение о назначении срока экзамена для Шарля. Вилье, уже неоднократно державший в руках переплёты, сработанные подмастерьем де Грези, не стал противиться. Он прекрасно понимал, что молодой человек сделал уже не один десяток «шедевров», то есть экзаменационных работ невероятной красоты и сложности, и потому экзамен в данном случае представлял собой не более чем пустую формальность. Ввиду слабого здоровья Жана Вилье не стал требовать соблюдения всех ритуалов и обязательного присутствия старика с сыном на цеховом совете; в конце марта 1664 года комиссия в малом составе явилась непосредственно в мастерскую, чтобы проверить знания и умения Шарля де Грези.