Книга Источник - Джеймс Миченер

Увидев дату, Табари запротестовал, что на данном этапе камень может быть датирован не позже 1105 года, потому что в «Хрониках Венцеля Трирского» есть документальное свидетельство, что в том году умер граф Фолькмар из Гретца, но Кюллинан сухо заметил:

– Мы знаем, когда он умер, но нам неизвестно, когда камень был вырезан и вмурован в стену. Я предполагаю, что приблизительно именно в это время.

Но ныне на раскопках воцарилась невеселая атмосфера – такого рода вещи опытный администратор всегда старается предвидеть; в траншее А не было найдено ровно ничего существенного, поэтому работавшая на ней команда стала терять бодрость духа; другая же команда с воодушевлением встречала каждое утро, пытаясь догадаться, что еще они извлекут на свет: может, обеденные тарелки крестоносцев, украшенные изображениями рыб, части доспехов, резные фрагменты алтаря из часовни, камни кладки, которые создадут подлинное представление о замке, в котором жили рыцари и откуда они уходили на битвы. В течение трех июньских недель землекопы нашли крепко обожженные камни – какое-то пламя опалило их так, что они потрескались, – и пошли рассуждения, что стало причиной такого пожара, который оставил шрам на всем крыле замка. В те дни раскопки в траншее В при желании могли служить прекрасным примером, как археологи вскрывают забытые тайны.

В то же самое время траншея А доказывала, что раскопки могут быть и неудачными, ибо уже было ясно, что главные ворота найти не удалось. После нескольких обескураживающих недель Кюллинан собрал свою команду у раскопа и спросил: «Что делать?» Теперь Элиав признал, что ворота должны были стоять куда ближе к востоку, как с самого начала и предполагал Кюллинан. Он посоветовал бросить эту никчемную траншею и перенести работы на семьдесят ярдов восточнее, но Кюллинан не согласился: «В траншее В мы нашли замок, и, пусть даже весь остальной холм ничего не даст, мы должны знать и это тоже». К разочарованию кибуцников, работавших в траншее А, он приказал им продвигаться, как и планировалась, и попытался убедить их, что «то, чем вы занимаетесь здесь, так же важно, как и работы там». Но он убедился, что доказать этот тезис было трудновато.

Так что команда траншеи А продолжала пробиваться сквозь пустые пласты породы и наконец, когда, напрягая все силы, достаточно перекидала ее, обнажились три концентрических стены, которые охраняли Макор. Где-то около 3500 года до нашей эры люди, о которых пока еще ничего не было известно, возвели толстую внешнюю стену, просто стаскивая в беспорядочные кучи огромные валуны. Две тысячи лет спустя, как раз перед временами Саула и Соломона, такое же неизвестное племя поставило крепкую среднюю стену. А еще через две с половиной тысячи лет, в эпоху крестоносцев, была возведена внутренняя стена, и это уже была работа европейцев. Как ее удалось проломить и в какой части замка вспыхнуло пламя, уничтожившее его, Кюллинан, как ученый, отказывался строить догадки. Он предположил, что после завершения строительства последней стены боковые склоны были вымощены каменными плитами – восемьсот лет назад это стало последним строительством на холме. Нападение на Макор никогда не было простым делом. Кюллинан, осматривая плато, увенчанное тремя стенами – конечно, они не представляли собой три отдельных кольца; все были разрушены, и каждое вырастало из своих предшественников, но, тем не менее, каждое обладало своей оригинальной конструкцией, – сказал остальным: «Все, что мы ищем, вылупилось из этого маленького каменного кокона. Мы знаем его очертания, но не значение».

А затем в быстрой последовательности, одну за другой, внутри периметра последней стены землекопы траншеи А сделали три находки – не столь значительные, как остатки замка, но, по сути, они отодвинули начало истории Макора. Так что после того, как предметы были исследованы учеными, баланс настроений между траншеями восстановился, и тайны холма начали раскрываться одна за другой. Первая находка представляла собой просто кусок известняка, украшенного изысканной резьбой, не имевшей ничего общего ни с еврейской, ни с христианской стилистикой. Ясно, что происхождение ее было мусульманским – поэтическое украшение мечети, – но позже рука христианина вырезала на ней пять крестов.

Эксперты теперь толпились у траншеи А, находки в которой продолжали путать всю хронологию – об этом говорили остатки стен и выщербленных фундаментов. Камень с мусульманской резьбой свидетельствовал, что когда-то тут стояла мечеть или здание, часть которого использовалась как мечеть – но позднее христиане превратили ее в церковь. И пока землекопы пробивались все глубже, становилось ясно, что строение это было внушительной византийской базиликой с мозаичным полом. Кюллинан, участвуя в раскопках, испытывал растущее возбуждение, надеясь найти какое-нибудь убедительное доказательство, что на Макоре стояла одна из первых христианских церквей в Галилее; но именно Табари, стряхнув последний налет пыли, нашел прекрасный камень с вырезанным барельефом из трех крестов.

Когда он выкарабкался из траншеи, туда спустились Элиав с фотографом, чтобы сделать ряд снимков камня на месте находки, поскольку было существенно важно зафиксировать, где он был вмурован в стену, тем более что этот ее участок, похоже, несколько раз строился и перестраивался. Определить, составлял ли он часть мечети, пока было невозможно; только продолжение раскопок могло определить, имел ли он к ней отношение. Но когда Элиав смахнул остатки земли, чтобы камера могла четко уловить тени, говорящие, как камень вверху и внизу вмурован в стену, какая-то неправильность на верхней поверхности камня привлекла его опытный глаз, и он попросил маленький скальпель и кисточку. Когда с их помощью он избавился от набившихся в кладку наносов земли, которым минуло 1600 лет, то с удовлетворением понял, что наткнулся на нечто важное. Не произнеся ни слова, он уступил место фотографу и неторопливо поднялся наверх, где Кюллинан показывал его набросок Веред Бар-Эль и Табари. Взяв карточку, Элиав тихо сказал:

– Боюсь, что тебе еще придется тут основательно поработать, Джон.

– Что ты имеешь в виду?

Элиав серьезно посмотрел на коллег:

– То, о чем мы мечтали.

Три специалиста вслед за ним проследовали в траншею. Никто не проронил ни слова, и, подойдя к находке, Кюллинан попросил фотографа отойти, опустился на четвереньки и вгляделся в пыльную поверхность камня, который на четверть дюйма выступал из кладки. Когда он поднялся, глаза его сияли, и, когда доктор Бар-Эль и Табари увидели то, что частично вскрыл Элиав, у них была такая же реакция.

– Я хочу, чтобы художник все зарисовал. Прямо на месте, – потребовал Кюллинан. Через несколько часов должны были сгуститься сумерки, и он приказал сделать наброски этого христианского камня с вырезанными на нем крестами под самыми разными углами. Одновременно фотограф получил указание самым тщательным образом заснять камень, после чего они смогут его извлечь, чтобы изучить оборотную сторону; но, несмотря на суету, которая воцарилась в раскопе, стало ясно, что оставшееся время дня придется посвятить рисункам. Всей дальнейшей работе с камнем придется подождать до утра.