Книга Папин домашний суд - Исаак Башевис Зингер

И вот однажды летом, в пятницу, я встал очень рано, так рано, что небо еще горело от рассвета. Я что-то сочинил матери, положил в бумажный пакет несколько кусков хлеба с маслом, прихватил копейку, как-то сэкономленную из того, что давали мне родители, и отправился на встречу с Борухом-Довидом. Я никогда не выходил в такую рань, казалось прохладнее, свежее обычного, все вокруг напоминало пейзаж из книжки. Попадавшиеся камни были сырыми, и Борух-Довид объяснил мне, что это роса. Выяснилось, что даже на Крохмальной есть роса. Я-то думал, что она выпадает лишь на Земле Израиля.

Не только улицы, но и люди выглядели более свежими. Я обнаружил, что рано утром на нашу улицу приезжает множество телег, на которых из близлежащих деревень привозят овощи, цыплят, гусей, уток, свежие куриные яйца (не те, что в лавке у Зельды, хранившиеся в извести). На Мировской площади, за крытым рынком находился оптовый рынок фруктов, где было представлено все изобилие пригородных садов: яблоки, груши, вишни, крыжовник, смородина. Там продавались также фрукты и овощи, которые большинство еврейских детей никогда не пробовало: помидоры, цветная капуста, зеленый перец. В крытом рынке можно было купить гранаты и бананы, но это делали только богатые дамы, чьи корзины несли сопровождавшие их служанки.

Мы с Борухом-Довидом шли очень быстро, при этом друг рассказывал мне невероятные истории. Так, его отец как-то отправился пешком из Варшавы в Скерневице и встретил на дороге дикого человека. Я заинтересовался внешностью этого человека, и Борух-Довид описал мне его подробно. Высокий, вместо кожи чешуя, волосы до земли, а посреди лба рог. Завтракает такое существо живыми детьми. Я испугался и спросил:

— А дикие люди не могут напасть на нас?

— Нет, они далеко от Варшавы.

Мне не следовало быть таким доверчивым. Но я верил каждому слову Боруха-Довида.

После Налевок и Муранова дорога вела уже за город. Я увидел широкие луга, покрытые травой и всевозможными цветами, горы, о каких никогда не подозревал. Наверху это были действительно горы, но подножье образовывали каменные стены с маленькими окнами, зарешеченными железом.

— Что это? — спросил я.

— Цитадель.

Меня охватил ужас. Я слыхал о цитадели, в которой сидят те, кто пытался свергнуть царя.

Нам еще не повстречалась ни одна дикая корова, но я мог наблюдать странные и чудесные вещи. Небо здесь было не узеньким клочком, как на Крохмальной, а широким, и раскинулось оно, как океан, опускалось на землю, словно райский занавес. Летали стаи птиц, они чирикали, свистели, каркали. В воздухе пахло землей, травой, паровозным дымом и чем-то еще — все это ослепило меня, закружило голову. Была здесь странная тишина, и все же что-то шептало, шуршало, скрипело. Прилетевший откуда-то лепесток сел мне на лацкан. Я посмотрел на небо, увидел солнце, облака и внезапно ясно понял смысл слова «Творение». Значит, таким Господь создал мир: земля, небо, воды наверху, отделенные небосводом от вод внизу.

Взобравшись с Борухом-Довидом на холм, мы увидели внизу под собой Вислу. Половина реки сверкала серебром, другая была зеленой, как желчь. Мимо проплыл белый парусник. Сама река была в движении, направлялась куда-то со стремительностью, напоминавшей о чудесах, о пришествии Мошиаха.

— Это Висла, — сообщил мне Борух-Довид. — Вот так она течет до Данцига.

— А потом?

— Потом в море.

— А где левиафан?

— Далеко, на краю света. Значит, книги все-таки не врут: мир полон чудес. Стоит только пройти Муранова и еще одну улицу — и ты уже среди чудес. Край света? Разве это не край света?

Паровозы свистели, но поездов не было видно. Дули свежие ветерки, и каждый приносил свой аромат — такой, который давно забыт или о котором никогда не мечтал. Откуда-то прилетела пчела, села на цветок, понюхала и полетела на другой.

— Она хочет собрать мед, — объяснял Борух-Довид.

— Она может укусить?

— Да, и у нее специальный яд.

Он, Борух-Довид, знал все. Один я не нашел бы дорогу домой. Я даже забыл, где Варшава. Он же чувствовал себя, как в собственном дворе. Вдруг он побежал, сделав вид, будто бежит от меня, упал в траву и пропал, исчез! Я оказался один в мире — заблудившийся ребенок, как в книге!

— Борух-Довид! — позвал я. — Борух-Довид!

Но голос мой повторяло эхо, и только. Эхо было, как в синагоге, но оно шло издалека, мой голос искажался и путал меня.

— Борух-Довид! Борух-Довид!

Я понимал, что он шутит, хочет попугать меня, и тем не менее боялся. Мой голос прерывали рыдания.

— Бооорух! До-ви-д!

Он появился, черные глаза его, как у цыгана, сверкали, смеялись, он стал бегать вокруг меня, как теленок. Полы его одежды развевались по ветру, жилетку раздувало, он стал похож на дикое существо на лоне природы.

— Ладно, пойдем к Висле!

Тропинка вела вниз, так что нам пришлось не идти, а бежать. Казалось, ноги несутся сами. Я удерживал свои, чтобы они не летели слишком быстро и не внесли меня прямо в воду. Но вода оказалась дальше, чем я думал. Пока я бежал, река стала широкой, как океан. Дюны из камешков и влажного песка, до которых мы добрались, были длинные и все в морщинах, напоминали гигантские пирожки, сделанные детьми из песка. Борух-Довид снял башмаки, закатал штаны и вошел в воду по щиколотки.

— Ух! Холодно!

Он велел и мне разуться. Я был потрясен: ходить босиком добропорядочным еврейским детям не полагалось.

— Тут есть какая-нибудь рыба? — поинтересовался я.

— Да, рыбы полно.

— Она кусается?

— Иногда.

— Что ты сделаешь, если рыба тебя укусит?

— Я схвачу ее за хвост.

В сравнении со мной Борух-Довид представлял собой деревенского парня, мужика. Я сел на камень, все внутри меня текло, журчало, под стать водам Вислы. Мозг колыхался вместе с волнами, и мне чудилось, что не только Висла, но все вокруг меня: горы, небо, я сам — колышется, течет вдаль, к Данцигу. Борух-Довид показал на другой берег:

— Вон там Пражский лес.

Это означало, что недалеко от меня настоящий лес, полный диких зверей и разбойников.

Внезапно произошло нечто исключительное. Слева, где небо встречалось с землей, что-то появилось, оно плыло, но это не был корабль. Поначалу маленькое, сокрытое дымкой, оно становилось все больше и отчетливее. Это оказалась группа плотов из бревен, люди опирались на длинные шесты и, налегая всем телом, двигали их вперед. На одном из плотов была маленькая хижина — домик на воде! Даже Борух-Довид уставился на нее, раскрыв рот.

Очень, очень долго плоты приближались к нам. Мужчины что-то кричали. Я заметил одного, с бородой, похожего на еврея. Мне казалось даже, что я могу различить ермолку на его голове. Я знал, читал об этом в притчах Дубненского магида, что еврейские купцы ездят в Данциг и Лейпциг. Кто-то говорил, что они сплавляют лес по воде. Теперь я видел все это своими глазами! Через некоторое время плоты были уже рядом с нами. На краю одного стояла собака и лаяла прямо на нас. Плохо бы нам пришлось, если бы она могла прыгнуть через воду! Разорвала бы в клочья! Вскоре плоты проплыли дальше. Время шло, солнце уже достигло середины неба и двигалось теперь на запад. Только после того, как плоты исчезли за мостом, мы отправились назад, но не тем путем, которым пришли, а другим.