Книга Екатерина Медичи - Владимир Москалев

Таков был ее план, и не было у нее времени придумывать другой. И она дала сигнал к началу действий.

Двести пятьдесят человек вскочили на лошадей, своих и трофейных, и помчались обходным маневром в сторону Сены. В середине отряда — королева-мать, рядом — ее сын. Копьеносцы, следуя быстрым маршем, должны были прикрывать их с тыла. Это был последний козырь Екатерины. И он оправдал ее надежды.

Заметив вдалеке башни Бастилии, уже вдыхая, относимый к ним сильным ветром, запах копоти от факелов, горевших вокруг ворот Сент-Антуан, запах, роднее и милее которого теперь не было для Екатерины ничего на свете, она услышала позади многочисленный торопливый топот копыт лошадей и воинствующие крики. Она обернулась на всем скаку: протестантская конница, ярко освещенная факелами, догоняла их.

Ее маленький отряд заметил преследователей, и когда до ворот оставалось чуть менее четверти лье, две сотни всадников развернулись и, выставив вперед копья и шпаги, грудью встретили протестантскую конницу.

А Екатерина с сыном и пятидесятью оставшихся с ними всадников вихрем влетели в ворота и помчались по улице вниз. У дворца коннетабля Екатерина соскочила с лошади, как полоумная бросилась вперед, увидев Анна Монморанси, торопившегося к ней, и упала к нему на грудь, вся дрожа от пережитого страха. Сжимая в объятиях королеву, старый коннетабль слышал ее частое, глубокое дыхание. Придворные, окружив их со всех сторон, чуяли за всем этим вновь наступившее бедствие и молчали, нахмурясь и опустив головы.

Это было 28 сентября 1567 года.

Время — четыре часа утра.

Видя провал операции по захвату короля, Конде отвел отряды на север, и они расположились лагерем в Сен-Дени. В течение нескольких дней к ним со всех сторон подходило подкрепление, которое Ла Ну привел из-под Орлеана, а Ларошфуко из Бретани. Кроме этого местные дворяне-гугеноты, узнав о предстоящей войне, побросав свои поместья, спешили в Сен-Дени на помощь принцу и адмиралу. Таким образом, в мерных числах октября у гугенотов была армия в три тысячи солдат и более двух тысяч всадников. Еще через несколько дней герцог де Лонгвилль привел с юга двести аркебузиров и пятьсот конников, мобилизованных им из рейтар и народного ополчения Сентонжа и Пуату.

Монморанси в стенах Парижа располагал пятнадцатью тысячами пеших солдат и семью тысячами всадников. К концу октября это число еще более увеличилось, сюда же подключилось и городское ополчение.

Тучи сгущались. Вот-вот должна была произойти схватка, но никто не решался начать первым. Коннетабль чего-то ждал, располагая значительно большими силами.

А город шумел, словно растревоженный улей. Повсюду — на улицах, перекрестках и площадях парижане бранили гугенотов, призывая на их головы все мыслимые кары и проклятия. Вновь бесновались со своих кафедр монахи, призывая паству встать на защиту святой веры христовой и оградить город от безбожников, посмевших идти против церкви, своего короля и законов божьих. Была объявлена всеобщая мобилизация, горожане вооружались, создавались отряды народной милиции, готовые помогать солдатам при штурме неприятелем городских стен.

Нетрудно представить, как чувствовали себя при этом протестанты, жившие в самом городе. Мирные и не имевшие никакого отношения к мятежу, они были как на раскаленных угольях, видя направленные на них отовсюду враждебные взгляды католиков и не без оснований опасаясь за свои жизни, стоило лишь кому-либо бросить клич к их избиению.

Три дня тому назад Екатерина позвала к себе коннетабля. Тут же присутствовал и король.

— Монморанси, я думаю, вы понимаете, что столкновение двух лагерей неизбежно.

— Мадам, об этом уже повсюду говорят в открытую.

— Каково ваше настроение в связи с этим?

— Старый воин всегда готов к защите отечества.

— Вот именно, к защите! — подхватила Екатерина. — Протестанты не ведают, что творят. Они хотят взять власть в свои руки, но не понимают, даже в случае удачи, они не смогут своими малочисленными силами противостоять католической армии Филиппа Испанского, он сразу же бросится во Францию и расшвыряет их, как павшую листву разносит порыв ветра. Что будет потом, догадаться нетрудно. Он станет хозяйничать здесь так же, как в Нидерландах и в своих заокеанских колониях. Потом они с Гизами раздерут Францию пополам: те возьмут себе восток, испанец — запад и юг. Здесь и конец всему.

— Ваша правда, мадам, — кивнул Анн де Монморанси, — так оно и случится, и наш долг не допустить этого.

— На вас я возлагаю ответственность за это сражение, ибо других полководцев у меня нет, — сурово сказала Екатерина. — Вы уже далеко не молоды, но вам единственно, как старому и испытанному воину, могу доверить я это дело, ибо верю в ваш великий гений и знаю, что вы, как никто другой, понимаете всю важность создавшегося положения и не дадите гугенотам одержать верх.

— Им это и не удастся, ваше величество. Силы их раз в пять меньше наших, к тому же у них совсем нет пушек, которые есть у нас.

— Кроме того, — загадочно улыбнулась Екатерина, — я получила депешу, что Альба любезно согласился нам помочь и посылает в Париж две тысячи всадников — тяжелая кавалерия с мечами и закованная в броню.

Старый полководец нахмурился:

— Стоит ли вовлекать в это испанцев? Ужели мы не обойдемся своими силами?

— Обойдемся. Но так победа будет еще вернее. Надо использовать все средства.

— Однако испанец попросит плату за свою услугу.

— Лучше заплатить ему то, что он попросит, нежели отдать на разграбление всю Францию.

— Выходит, мы будем ждать этих броненосцев, а до тех пор ничего не предпринимать? А если гугеноты начнут первыми?

— С их-то силами против стен Парижа? Пусть только попробуют. Мы их помаринуем денек-другой, а затем выпустим на них наших солдат сразу с трех сторон: через Монмартрские ворота, Тампль и Сен-Дени.

— Их полководцы не глупее нас с вами, ваше величество, а потому вряд ли решатся на такой необдуманный шаг, влекущий за собой окружение. Но если это и произойдет, то Колиньи не бросит всю свою армию к воротам Сен-Дени. Часть он разместит на левом, другую на правом крыле, третья часть останется в тылу, за спинами осаждающих.

— Что же, в таком случае, у него останется перед северными воротами? Горстка храбрецов численностью в семьсот-восемьсот человек?

— С такими силами я не рискнул бы подходить к стенам города и встретить лобовой удар противника числом в четыре-пять тысяч солдат, да еще и с пушками.

— Поэтому они и не пойдут на Париж, Монморанси, а будут ждать в Сен-Дени, когда мы первые произведем вылазку. И мы ее произведем, клянусь святой Девой Марией, как только прибудут солдаты Альбы. Пусть они отдают свои жизни, а мы побережем свои, коли уж так или иначе придется расплачиваться с ним. Но до той поры, я полагаю, все же следует попробовать уладить конфликт мирным путем. Видит Бог, как не по нутру мне все эти дурацкие сражения, которые в конечном итоге обескровливают нацию.