Книга Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси

Елене не нравится, как одеваются здешние фермерши, их ситцевые юбки в сборку и грубые ботинки на шнуровке. Шелковые платья здесь не слишком удобны, но Елена бережно ухаживает за своими плиссированными и упорно в них наряжается каждое утро, надевая еще и туфельки на каблуках, совсем не подходящие для езды на лошади. Неужели она садится в седло? Нет, она не создана быть наездницей. Ее единственная уступка деревенской жизни — передник, который она надевает в магазине, чтобы не испортить платье.

Вот она надевает его и садится за кассу. В магазине ни одного покупателя, но Елена не умеет сидеть без дела. Она открывает учетную книгу, берет ручку и через несколько минут погружается в расчеты.

— Ты вернулась? — раздается голос из заднего помещения. — Что-то поздновато! Где прохлаждалась?

— На курсах английского, — отвечает она сухо. — С тех пор как я приехала, я каждый день хожу учиться, пора бы уже и знать. И пока не научусь говорить хорошо, буду ходить, — прибавляет она тихо и вновь погружается в расчеты.

Ей не нравится акцент, с каким говорит Бернард, раздражает его грубый голос, не говоря уж о манерах. Он жует табак, сплевывает, ковыряет в носу без малейшего стеснения. Ревекка Зильберфельд, бабушка Елены, пришла бы в негодование, увидев, как ведет себя ее сын. Грубый мужлан в нечищеных башмаках, люстриновых нарукавниках и с карандашом за ухом. Он такой же, как все эти колонисты, эти gold diggers, золотоискатели, stockmen, овчары, и бывшие каторжники, высланные из Европы. Земля здесь суровая, такая же, как люди.

В городах совсем иное дело: там люди образованные, воспитанные, хорошо одеваются. Она сразу это заметила, когда сошла с парохода в Мельбурне. Мельбурн пришелся ей по душе сразу, хотя она провела там всего каких-то полдня, пока Бернард делал покупки. А в Колерейне не до тонкостей. Здесь не люди на первом месте, а бараны — они короли. Фермеры занимаются овцами. Женщины выходят замуж за фермеров и тоже занимаются овцами. Жены рожают много детей, и те тоже будут заниматься овцами. Говорят женщины тоже об овцах, а еще о детских болезнях, жалуются на прислугу, погоду, засуху, наводнения.

Елена считает все быстрее. Становится все жарче и жарче, она вытирает мокрый лоб рукавом. Она терпеть не может здешний климат с невыносимой жарой летом, невыносимым холодом зимой. Впрочем, она все здесь терпеть не может. Прошло два года, как она приехала в маленький поселок, где живут две тысячи поселенцев, прибывших неизвестно откуда и поселившихся на юго-востоке штата Виктория, но привыкнуть Елена так и не смогла.

Вокруг Колерейна простираются нескончаемые равнины, дуют сильные ветры, гоняя желтые облака пыли и вызывая у Елены мигрень. Шестью милями южнее Колерейна течет река Уоннон, она дала название всему округу. В сезон дождей река разливается и отрезает поселок от остального мира.

В Колерейне выходит местная газета, есть почта, три магазина, примерно таких же, как у Бернарда, шорник, который делает седла, кузнец, портной, ювелир, три гостиницы, церковь и частная школа, которую содержат две старые девы — мисс Крауч и ее племянница мисс Эрровой. В эту школу и ходит Елена, она учит там английский вместе со школьниками младше ее лет на пятнадцать. Еще здесь есть несколько баров, где после скачек, единственного местного развлечения, фермеры отводят душу.

Прошло два года, а Елена по-прежнему очень одинока. У нее нет друзей в Колерейне. Еще и потому, что она не старается их завести.

Конечно, люди здесь доброжелательные, всегда готовы услужить, помочь. А как иначе? Без взаимной поддержки в таких суровых условиях не выживешь. Но Елене не о чем с ними разговаривать, и она разве что перемолвится двумя-тремя словами с соседками или покупательницами. Если бы хоть Ева жила здесь вместе с ней… Но в конце первого года, который Елена провела в Колерейне, кузина, не ладившая с отцом, решила вернуться в Мельбурн, подхватила детишек и уехала.

Елена с удовольствием уехала бы вместе с ней, если бы знала, чем будет жить в городе. Но без денег куда денешься? Теперь все хозяйство в доме дяди легло на ее плечи. И стряпня тоже. В доме дяди Бернарда удобства самые современные, есть даже ванная комната с ванной на когтистых лапах и душем, а еще в нем четыре спальни, кухня, гостиная, столовая. На уборку Елена тратит кучу времени.

Дядя ей нисколько не благодарен. Он или насмехается над ее нарядами, туфлями на слишком высоких каблуках, в которых она ходит даже по немощеным дорогам, над ее неумением ездить верхом, боязнью ящериц, пауков, ночных шорохов, над ее зонтиком, который она всегда носит, затеняя лицо, над ее городскими манерами, над подгоревшей бараниной, или молчит. Он может промолчать целый день, обходясь редким нечленораздельным ворчанием. Неудивительно, что он так и не женился после смерти своей жены, бедной тети Ханны. Ни одна разумная женщина не пошла бы замуж за этакое сокровище.

Поначалу, поддавшись натиску краковских сестер, которые все твердили ему в письмах об одном и том же, Бернард забрал себе в голову выдать племянницу замуж. В первые месяцы после ее приезда он то и дело знакомил ее с претендентами, эмигрантами-евреями из Польши, Румынии, Германии, которые жили в Колерейне и близлежащих городках округа Уоннон. Приезжая девушка всех приводила в восторг. Такие, как Елена, здесь редко встречались. Одобрительные взгляды провожали хрупкую фигурку с соблазнительными округлостями, какие так нравятся мужчинам. Shaineh maisdel, красивая девушка, к тому же с характером, а в здешней трудной жизни без характера не проживешь. Они уже видели, как она берется за хозяйство в их доме, согревает постель, ведет за собой целый выводок детишек, которыми они не замедлят ее наградить.

Однако все это были скотоводы, кузнецы, сапожники, старатели — proster mensh, простолюдины, каких никогда не было среди знакомых Елены в Кракове. И ей выйти за такого мужлана замуж?..

После того как Елена всех отвергла, не удостоив даже улыбки — нет, мне не нужен Янкель, мне и дела нет, что в его баре в Дигби всегда полно народу, и хромой Мойше тоже не нужен, и Натан, хоть он и очень богатый фермер, но он ongentrinken, пьяница! — Бернард предложил ей выбрать жениха среди оставшихся холостяков в округе, на этот раз goyim, не евреев.

Елена наотрез отказалась: она вообще не собирается выходить замуж. «Сколько раз повторять, — объясняла она дяде поначалу тихо и вежливо, а потом все громче и громче, потому что спорили они после каждого отказа, — что я не намерена похоронить себя в Колерейне!» И Бернард сдался. Теперь он следил за каждым куском, который Елена отправляла в рот, словно взвешивая, во сколько она ему обходится. Но Елена клевала, словно птичка. Выпив, Бернард предрекал, что племянница скоро скукожится, как овечья шкура, выдубленная brickfielder, горячим пустынным ветром, если рядом с ней не будет мужчины.

Но была беда еще похуже, чем Бернард.

Луис, его младший брат, скотовод из Мерино, маленького городка, расположенного в двенадцати милях южнее Колерейна. Луис, настоящий bushmen, бушмен, спавший не снимая сапог и говоривший на грубом жаргоне гуртовщиков, был еще и бабником. На Елену он смотрел облизываясь, словно на вазочку с кремом. Навещая брата, он всегда настаивал на уроках верховой езды. Елена, и нескольких минут не просидев на лошади, начинала жаловаться на боль в спине и поворачивала обратно. Трудно было сказать, кто внушал ей больше страха: лошадь или Луис.