Книга Черная заря - Владимир Коротких

— Если бы вы струсили, Андрей, вы сейчас не сидели бы здесь со мной, а находились в лазарете, выискивая хоть какое-нибудь заболевание, позволяющее вам остаться за пределами этой войны.

Поймите же, природа наделила нас разными чувствами, о которых все прекрасно знают, в том числе и страхом. Но, в отличие от животных, людям позволено им управлять. Вот когда человек не в силах с ним справиться, это и называется трусостью, отчаянием, по-разному — в зависимости от обстоятельств. Страх присущ каждому и обязательно себя проявит. И вы, как офицер, командир, должны всегда об этом помнить. Ведь в конечном итоге сила не в отсутствии страха, а в его преодолении. Когда поглощенный страхом человек не теряет рассудок, а все-таки продолжает исполнять то, что он должен. Измерять в этот момент, кто больше боялся, а кто меньше, не будут. Каждый потом сам в себе померяет.

Человек, лишенный чувства страха, либо искусственно демонстрирующий это, представляется мне опасным, потому что действует несоразмерно и легко может подвергнуть опасности остальных! Важно нормально воспринять страх в себе, не презирать его, а, если хотите, подружиться с ним, имея в виду, что он является неотъемлемой частью вашего мировосприятия, и стараться управлять им, как рукой или ногой. Но ни в коем случае не строить иллюзий, что с опытом боевых действий он покинет вас. Не дай вам бог достичь такого состояния. И помните всегда, что рядом с вами остаются те, кто по-прежнему, хорошо делая свое дело, превозмогает его.

— Но, значит, все же возможно постепенно избавиться от страха? Но почему «не дай бог»? — недоумевал Андрей.

Подполковник, слегка прищурив глаза, улыбнулся:

— Это уже будет по-другому называться. Видите ли, Андрей, побывав на войне, вы против своей воли навсегда поселите ее внутри себя. Она рано или поздно закончится. Но в каждом из участников она останется навсегда. Я даже не имею в виду ранения, болезни. Она поселится не только в памяти, но и в душах. И по-разному потом живут с нею люди.

Те, в ком остался страх, после будут продолжать служить, работать, жить и постоянно вспоминать ее. Будут вспоминать друзей, с которыми служили, несли тяготы. Разное будут вспоминать, разное. Но для них она все равно останется противоестественным кошмаром. Увы, устав жизни требует наличия людей в погонах, а значит, и работы для них.

Но будут и те, которые все же достигли этой нирваны, испытав иллюзию потери страха. Для них война станет необходимостью, как пища. Они будут искать любой возможности уехать на войну. Без нее жизнь для них перестает иметь смысл. Они чувствуют себя личностями только там. В мирной же жизни, не находя выхода своим душевным потребностям, многие из них деградируют. Окружающие недоумевают — герой спивается, как же так? Их, конечно, лечат от водки, а надо — от войны. На самом деле их страх не исчез, а потерял свое место. Он в силу надрыва сознания сместился из войны в мирную жизнь, вызывая иллюзию никчемности и парализуя волю. Поверьте, за время службы я побывал в разных местах, где оружие являлось предметом первой необходимости, и видел разных людей.

Воцарилось молчание. Андрей смотрел на собеседника, а тот потянулся к часам:

— Ого, время, однако. Ну что, на боковую? — Он встал с кровати и, как днем, по-доброму потрепал Андрея по плечу. — Надо подремать. Завтра новые впечатления. Их надо принимать свежими мозгами.

Андрей встал и направился к своей кровати. Но потом повернулся и спросил:

— Игорь Петрович, а вы как с ним?

— Я все-таки корреспондент. У меня несколько другие обязанности. Но когда приходится влипнуть в щекотливую ситуацию — договариваюсь с ним. Куда денешься? Спокойной ночи, Андрей.

Андрей улегся в кровать и, немного поворочавшись, обдумывая слова соседа, уснул.

Будильник на часах издавал громкое металлическое жужжание, которое противно сверлило мозги и действовало безотказно, как нашатырь. Казалось, что если его поднести к египетским пирамидам, то и раскопки делать будет ни к чему, фараоны сами повылезают.

— Подъем в вооруженных силах! — первым вскочил с кровати подполковник.

Андрей тоже быстро встал. Рядом с кроватью он обнаружил бумажный пакет с сухим пайком, в котором находился обычный набор каши и тушенки в жестяных банках, а также буханка хлеба. Такой же стоял и у кровати соседа.

— Молодец дневальный. Поклюем перед дорогой, — сказал Андрей.

То ли сон хорошо подействовал, то ли вчерашняя беседа, но уже не было гадкого настроения, тревожившего его последние дни. Сознание словно перелетело через невидимое ограждение, ранее не дававшее ему свободы.

Спустя непродолжительное время они уже были готовы к построению.

— Так, — подполковник посмотрел на часы, — осталось полчаса, уйма времени, чтобы поесть!

Они быстро вскрыли банки, порезали хлеб и сели у тумбочки. Подполковник распахнул тумбочку и вытащил из нее бутылку красного вина.

— Давайте, Андрей, на посошок. Я всегда перед отправкой стаканчик принимаю! Уже традиция. — Он разлил вино по стаканам. — За удачный взлет и приземление! За удачу!

— За все хорошее, Игорь Петрович!

На плацу, в свете фонарей, стояли в ряд несколько грузовых машин с крытым брезентовым верхом. Перед машинами находился строй солдат.

В стороне стоял уже знакомый офицер штаба. Увидев подошедших, он жестом подозвал их к себе.

— Возьмите ваши документы. В этот раз вас только двое, поэтому садитесь в «уазик».

Они молча забрались на заднее сиденье командирского «УАЗа».

— Равняйсь! Смирно! Повзводно, по машинам, марш! — послышалась команда для строя, а за ней топот солдатских сапог и скрежет закрывающихся бортов.

Колонна выехала из части и, освещая фарами безлюдный Азадбаш, повезла людей, сокращая время их мирной жизни, с установленной скоростью в восемьдесят километров в час.

«Уазик» въехал на аэродром и остановился на бетонном покрытии взлетной полосы.

Попутчики выбрались наружу. Небо предвещало скорый рассвет яркой серостью горизонта.

Неподалеку стоял большой транспортный самолет «Ил-76» и прогревал двигатели. Он то набирал обороты, то внезапно сбрасывал их до минимума. Транспортный отсек был открыт и темен, с откинутым широким помостом для входа, напоминающим гигантский язык. В темноте казалось, что это не самолет, а какая-то волшебная пещера, которая скоро поглотит людей, а выпустит их уже совершенно в другом мире, где и они тоже станут другими.

Грузовики остановились непосредственно у самолета.

— К машине! Строиться! — раздалась команда.

Солдаты, быстро выполняя приказ, выпрыгивали из-под брезента и строились рядом. Весь этот слаженно работающий механизм уже не напоминал того вчерашнего сообщества праздношатающихся бездельников.

Перед строем стояли два офицера. Один из них громким голосом проводил инструктаж: