Книга Большой бамбук - Тим Дорси

Адвокат, которая расстегивала на Серже рубашку, была третьей в его списке членов торговой палаты за несколько месяцев.

— Давай поиграем, — сказала она и потянулась к пряжке на ремне его брюк. — До двух я свободна.

Серж решительно отстранил ее руку.

— Даже если бы мне хотелось, ты сама знаешь, как оно бывает со мной, когда нужно сосредоточиться. В моей голове сейчас кружат двадцать реактивных лайнеров, ожидая, когда им дадут разрешение на посадку.

Адвокат видела Сержа буквально насквозь, знала все его слабые места.

— Я буду ждать тебя там, где ты скажешь, — прошептала она ему на ухо хрипловатым от страсти голосом. — У меня с собой в машине есть спальный мешок.

Дыхание Сержа участилось.

— В любом месте, где я скажу?

— М-м-м…

Она провела языком по его шее.

Серж встал и написал на клочке бумаги адрес.

— Завтра в полдень.

Дамочка сначала заметно поникла, но затем хитро улыбнулась и направилась к выходу.

— Только чур, не опаздывать.

— Ладно.

Серж уже переключился на пишущую машинку. Дамочка закрыла за собой дверь, но в следующее мгновение возобновился грохот в стенном шкафу.

Серж подпрыгнул на стуле и схватился за пистолет.

— Не номер в мотеле, а какой-то бардак!

— Но Серж, — обратился к нему Коулмен, указывая на стенной шкаф, — мне кажется, тебе стоит написать про то, как…

— Ты не мог бы помолчать? Я не могу делать десять дел одновременно!

Бум-бум-бум!

— Нет, ты только подумай, как было бы здорово…

— Только не сейчас. — Он открыл стенной шкаф. Хрясь! И снова закрыл.

Спустя шестнадцать часов. На другом конце Америки

Междугородный автобус пришел в город уже в темноте. Пустынная улица поблескивала и пахла недавним дождем.

Никакого автовокзала, лишь крытая остановка в квартале от центральной площади с обелиском, на котором высечены имена погибших во Второй мировой войне. Автобус номер 311 никто не ждал, но шофер все равно сделал остановку. Мимо проехал полицейский патруль. Машина была старая, с мигалкой наверху — таких сейчас уже почти не увидишь.

Марк свернул комом одежду и, положив импровизированную подушку себе под голову, попытался уснуть, прислонившись к окну. Пара минут — и автобус отъехал от тротуара, держа курс на запад. Марк на секунду приоткрыл глаза.

Форд сидел рядом с ним и бодрствовал.

Марк сел и потянулся.

— И надолго я вырубился?

— Часа на два.

На часах Марка было четыре утра. Автобус проехал мимо мужской парикмахерской и покатил дальше мимо вереницы ослепительных желтых фонарей.

— Где мы?

— В Канзасе, — ответил Форд. — Вамего.

Марк зевнул и пробежал пальцами по взлохмаченным волосам.

— Черт, когда наконец кончатся городки? Да уж.

На подъезде к Сент-Луису они катили по автостраде, но затем вновь начались проселки: Хиггинсвилль, Салина, Рассел, Хэйз. И так до бесконечности, всякие там бурги, вилли и джанкшены.

Двадцать часов назад они покинули Зейнсвилль, и вот теперь жизнь обоих уместилась в дорожную сумку. Все ненужное они запихнули в мешки для мусора и оставили на крыльце для Армии спасения. Забрали у хозяина квартиры залог и за девяносто девять баксов с носа купили билеты в один конец до Лос-Анджелеса.

Выехав за городскую черту, автобус вновь набрал скорость. Марк окончательно стряхнул с себя сон и достал бутерброд с тунцом, насквозь промокший в пластиковом пакете.

— Никогда больше не поеду автобусом.

— А по мне так и ничего, — возразил Форд. — Посмотришь то, чего больше никогда в жизни не увидишь. У меня даже возникли идеи.

— Ты сочинял?

Форд сделал какие-то заметки в блокноте.

— Ночью тихо, а гул мотора мне не мешает. Так что я накропал несколько страниц.

Блокнот покоился у него на коленях, поверх матерчатой сумки на молнии, в которой хранились запасные ручки, стянутые резинкой отпечатанные на машинке листы и испещренные мелким почерком тетради. Один из карманов был набит старыми чеками и салфетками — Форд пользовался ими, когда под рукой не оказывалось блокнота.

— Почему ты не взял с собой пишущую машинку? — спросил приятеля Марк.

— Тащить ее с собой — сплошной геморрой. Когда доберемся до места, куплю в ломбарде другую.

— А я бы хотел заняться живописью, — задумчиво произнес Марк, глядя в окно.

— Вот и займись, — ответил Форд и что-то черкнул в блокноте.

— Не знаю, с чего начать. И вообще, у меня все равно ничего не получится.

Восход в Колорадо. Закат в Юте. А между ними бесконечное безжизненное пространство, на фоне которого ваши собственные мысли заметно мельчают. Все как-то притихли, не только наши друзья, но и другие пассажиры. И тип в бандане, который сел позади них в Авроре и тотчас поинтересовался, не найдется ли у них «дури». И орущий мальчонка, который случайно замкнул себя в туалете, и водителю пришлось делать остановку. И осунувшийся мужчина, окутанный облаком кислого перегара.

Один час пятьдесят две минуты. У Форда затекла шея, однако вскоре надежда вернулась в виде долгожданного щита с золотым медведем. Вот она, Калифорния. Автобус с ветерком катил по пятнадцатой автостраде. Марк как завороженный смотрел в окно на проплывающую мимо пустыню Мохаве. Форд продолжал что-то строчить в блокноте.

— Везет тебе. У тебя есть мечта, — произнес Марк. — Эх, почему у меня ее нет?

— Знаешь, я как-то не строю иллюзий на сей счет. Шансы у меня почти нулевые.

— Это у тебя-то? Да ведь ты пашешь не переставая. Кому тогда должно везти, как не тебе.

— Я в любом случае попробую. Ведь нет ничего лучше, чем когда мечты сбываются. На втором месте — когда они не сбываются, но все равно продолжаешь мечтать.

— А мне всегда хотелось научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, — признался Марк. — Вот только беда, к музыке у меня не лежит душа. Скажи, это важно?

Форд посмотрел в окно.

— Они все проделали этот путь.

— Кто они?

— Мечтатели. — Форд захлопнул блокнот и застегнул на сумке молнию. — Свободные земли — хватай сколько можешь, золотая лихорадка. А когда золото кончилось, они нашли нефть.

— Кому-то крупно повезло.

— И наконец, Голливуд. Целое поколение мечтало о том, что их заметят за столиком в какой-нибудь кафешке.

— А по мне все враки.