Книга Похоть - Эльфрида Елинек

Вокруг простирается просторный ландшафт, об этом стоит сказать. На нашу судьбу, покрытую туманом, наложены довольно свободные путы. Двое парней гоняют наперегонки на мопедах, однако довольно скоро застревают в снегу. Они падают и катятся кубарем. Женщина смеется. Хотя бы один раз в жизни ей хочется решительно идти вперед. Сегодня муж так основательно пошерстил у нее внутри, словно он был в ней с кем-то на пару. Подождите немного, и вас вечером тоже подключат к электрической цепи! В данный момент мужа утащил в контору стальной противовес размером с телефон. По гравию, летящему из-под колес автомобиля, директор добрался до своего руководительского кресла, сидя в котором он управляет судьбами подчиненных и следит за горнолыжными соревнованиями по телевизору. Он тоже любит спорт, ребенок этому у него научился. Люди уже давно убаюкивали бы себя в постели, если бы на телеэкране не было столько движения и если бы при этом не приходили в движение ноги и сердца самих зрителей. Волоски плотно прилегают к коже, когда мужчина мчится по проселочной дороге — так он быстро ездит. Когда он кого-нибудь зовет, раздается гром как на сельской вечеринке. Скоро явится и весь хор.

По воскресеньям все ходят в церковь, демонстрируя общественный дух, господствующий в их общине. Затем они прикладываются к сосудам, расставленным на полках, где весело и свободно хранятся книги и памятки об их рабстве. Даже врач и аптекарь не уклоняются от визитов к папе Римскому и к Матери Божьей. Они не завидуют ничьей работе. Они, эти холеные стражи здоровья, прекрасные плоды университетского образования, отправляются в трактир. Там они проводят некоторое время и веселят друг друга. Врач завидует аптекарю из-за аптеки, которой он сам владел бы с большим доходом. Аптекарь смотрит на людей, взвешенных врачом на весах здоровья и найденных слишком тяжелыми из-за повышенного давления. Аптекарь обильно распространяет свои препараты среди безработных в этой местности, чтобы они снова повеселели и с удовольствием переминались с ноги на ногу от безделья перед своими жилищами. Их жены позаботились о еде, самих себя они тоже подают мужьям в изобилии. Они всегда есть в меню, чтобы у мужчин не было нехватки ни в чем и чтобы Прораб вечной жизни не взял их в оборот. Кое-кто из них уезжает отсюда, а ведь мы к ним так привыкли.

Жена директора, и в этом ее ситуация похожа на положение служащей банка (та каждый день обязана надевать другое платье), несколько раз в день натягивает свежевыстиранную гардину, отделяя себя от жадных взглядов деревенских женщин. В их глазах она чувствует себя более уверенно, чем в собственной комнате. Директор разговаривает с ребенком, который от неудовольствия высоко подпрыгивает на месте, чтобы ему потом разрешили сходить к приятелю. Ребенку не позволено выбирать себе друзей для насыщения аппетита, ведь отцы его друзей едят ЕГО хлеб! Дитя шествует по земле и управляет другими детьми, как своими игрушечными автомобилями. Мать сопровождает игрой на фортепиано все, что она только обнаружит, а там, снаружи, головы безвольно никнут на грудь. Они купили то, что увидели их собственные глаза, более ненасытные, чем их аппетит, и теперь деревенский люд по полной программе получает удовольствие от принудительной продажи их домов, слишком дерзко воздвигнутых на голой земле. Укутавшись в нежные помыслы, чистые, как мытая шерсть, они стоят перед банковскими окошечками, за которыми счастливые детки в белых блузках играют чужими деньгами. Они вытряхивают из конвертов с жалованьем свою судьбу и судьбу своих жилищ в широко разлившийся поток банковских процентов. Управляющий банка смотрит вниз, и у него кружится голова от того, какие головокружительные истории плетут люди о своих доходах, чтобы из-за неуплаты процентов не лишиться своих домишек, выстроенных собственными усилиями. Он вынужден отнять у них то, что они так любили, отнять прямо на пороге желанной цели. Вовсе не лишенный сочувствия, он заглядывает в их окна, духовным зреньем постигая их страданья. В этом морозном местечке бедняки постоянно ссорятся. Слышна пальба из аппаратов на скотобойне и из охотничьих ружей (с водой в кипящих стволах). На игры жизни набрасывают петлю. Довольные, словно рыба в воде, ликуют банки, которые видят, как деньги у деревенщин тают и тают. Для аграрных кооперативов тут вечный сельский праздник, ведь им не хочется знать в лицо тех, кого они бомбят просроченными молочными продуктами и ядовитым сыром. Они отнимают у самого последнего из своих членов последнюю надежду, пока кто-нибудь из местных не соскочит с катушек и не побежит с криком вокруг родного гнезда, где лежит убитая им семья. Как же ему, такому маленькому сосуду, вместить в себя все? И лишь одна малоформатная газетенка решается на то, чтобы могучую жизнь людей, которых коснулась ужасная судьба, извлечь на свет божий за пару шиллингов из наших узкогрудых кошельков.

Когда смотришь на нее в окно, она такая стройная, наша девушка Природа. Мужчина, и в страсти своей остающийся чиновником, следует за своей человеческой потребностью — прошу не путать с неприятной потребностью в человеке! Господин директор раскинулся как природный ландшафт, однако сверху на нем восседает дух беспокойства. Свой плавленый сырок директор нанес равномерным слоем, и что же он видит на лице своей жены? Свою диктатуру с человеческим лицом? Женщина выглядит потерто и замызганно в новом, с иголочки, изящном белье, в котором она по его просьбе движется туда-сюда, словно в новом пространственном измерении. Деньги играют с людьми. Иногда, в редкую минуту просветления, директора охватывает раскаяние, и он своим огромным лицом утыкается в юбку жены. Сразу после этого он снова колотит ее головой о край ванны и следит за тем, протянулся ли только что проложенный путь до ее темной калитки, за которой она сидит у себя на коленях и баюкает сама себя, избалованная женщина, в которой можно спокойно рыться до самого ее счастливого конца. Каково бы было безработным жить на этом свете, если бы у них не было в качестве образца для подражания таких вот дешевых романов?

Директор, который спокойным тоном беседует со своим коллективом и взамен получает хоровое пение, днем, в светлое время, с большим удовольствием швыряет в тело женщины кусок своего добра. Ему нравится видеть, как растет его здоровье. Жена заклинает его, чтобы он был поосторожнее, хотя бы из-за ребенка, этого одинокого зверька, который в любой момент может неожиданно выскочить из угла своего ринга. Сын, ее выседок, беззвучно появляется в нужный момент, недолго смотрит на то, как родители вкушают друг от друга (как они крепко держатся за свой богатый, содержащийся в чистоте буфет), и снова исчезает, чтобы мучить соседских детей, которые растут без искусственного и художественного рая, мучить их своим спортивным инвентарем и болтовней о спорте. Сын созрел под солнцем, словно фрукты. Его отец, и вам это хорошо видно, ныряет рыбкой прямо в мать. Описать это слов не хватает. Мы хотим видеть дела, и за это мы платим при входе в заведение, сдавая в гардероб наши потребности, постоянно журчащие, словно вода.

Маленькие домишки отправляются спать пораньше, а в больших домах еще царит жизнь и между двумя противоположными полами разливается электричество. И уж если мы заговорили о воде, то влага их тел сливается в единый поток. Мы здесь наедине друг с другом, совсем приватным образом, потому что нам нечего стесняться и на публике. Когда влюбленные нашли друг друга, они с удовольствием баюкают себя напитками, изливающимися из бутылок с золотистыми этикетками, и чувствуют себя как дома. Друг в друге обретают они покой, после того как они привели в возбуждение свои половые органы, и становятся едины и единственны. Они извлекли себя из праха, и пока вокруг умирают бедняки, люди высшего круга каждый день заново добывают себе молчаливое право владеть и наслаждаться друг другом. Они скопили достаточно сил в своем банке, в штанах и сердцах, чтобы с силой впиться зубами в персик, только что цветший так прекрасно. Им принадлежит все, и даже сон доставляет им блаженство, и за закрытыми веками не видно алчного блеска в глазах. Нельзя, чтобы любимые их не заметили, и они каждый день рвутся из дома, чтобы собрать урожай новых шмоток и банковских счетов. Они вваливаются в дом со всеми вещами, которые они видели у сверхбогачей, у тех, кто возвышается над всеми и вся, они снова словно незнакомки, свежие и загадочные для своего милого, которого они имеют и хотят сохранить. А те, кто слаб, живут вместе друг с другом, потому что они такие, какими мы не хотели бы быть, и они к тому же считают, что им нигде не будет житься лучше, что они привыкли только к своей пище. Таким людям ничего иного попробовать не достается. И будят их раньше времени. Не один из них вынужден пасть жертвой своей работы. Они самодостаточны, а мы хотим большего! Оружие к штурму! Вперед в ярком свете! И пусть нам придется включить свои карманные фонарики, света которых достаточно как раз для двух человек из утонченного далекого стада — все равно это должны быть именно мы!