Книга Левиафан - Пол Остер

Обхватила голову, сердце стучит в горле, в животе все опустилось. А вдруг с Бенджамином что-нибудь случится? Кричу: «Бенджи, спускайся!» — и от собственного крика — душа в пятки. Такое эхо, будто в аду грешник воет. Наконец мальчики выбрались из факела, и мы все поползли вниз на пятой точке. Мы с Дорис делали вид, что это такая игра, что так гораздо веселее спускаться, но на самом деле никакая сила не заставила бы меня подняться в полный рост. Уж лучше прыгнуть вниз. Пока мы спустились к подножию статуи, прошло, наверно, полчаса, и к тому времени я была трупом. С тех пор я до смерти боюсь высоты. К самолету я не подойду на пушечный выстрел, а если мне надо подняться выше третьего этажа, я чувствую, как у меня все внутри превращается в студень. Как вам это понравится? И все началось со статуи Свободы и этого треклятого факела!

— Это был мой первый политический урок. — Сакс обратился к нам с Фанни. — Я узнал, что свобода может быть опасной. Минутная расслабленность — и костей не соберешь.

Я не собираюсь выводить из этой истории какие-то обобщения, но оставить ее без внимания тоже было бы неправильно. Сама по себе она воспринималась как семейный фольклор, небольшой курьез, полный юмора и самоиронии, из-за чего зловещий подтекст отошел на второй план. Мы посмеялись, и разговор перешел на другие темы. Если бы не роман Сакса (тот самый, который он притащил с собой в заснеженный день 1975 года, чтобы так ничего из него и не прочесть), я про нее, может, и забыл бы. Но так как в книге то и дело упоминается статуя Свободы, сама собой напрашивается связь — материнская паника, свидетелем которой он стал в детстве, как будто сделалась сердцевиной того, о чем он написал двадцать лет спустя. Я спросил его об этом той же ночью в машине по дороге в Нью-Йорк, но он только посмеялся над моим вопросом. По его словам, он даже не помнил этого эпизода в каменном мешке. Сменив тему, он с комическим пафосом обрушился на психоанализ. Не суть важно. То, что Сакс отрицал всякую связь, вовсе не значит, что ее не было. Никому не ведомо, откуда появляется книга, и меньше всего самому автору. Книги рождаются из невежества и живут, пока их не понимают.

* * *

«Новый колосс» так и остался единственным опубликованным романом Сакса. Это была первая его вещь, которую я прочел, и в зарождении нашей дружбы она сыграла важную роль. Одно дело, когда тебе нравится человек, и совсем другое, когда тебя восхищает то, что он делает. Меня еще сильнее к нему потянуло: хотелось его видеть, говорить с ним. Я сразу выделил его из круга тех, с кем жизнь свела меня по возвращении в Америку. Стало ясно, что он не просто очередной знакомый, с которым приятно пропустить по стаканчику. Закрыв его роман, я подумал о том, что мы могли бы стать друзьями.

Нынче утром я бегло перечитал его (во флигеле нашлось несколько экземпляров) и был поражен тем, что мои ощущения за пятнадцать лет практически не изменились. Кажется, этим все сказано. Роман остался в обиходе, и любой желающий легко найдет его в библиотеке или книжном магазине. Через пару месяцев после нашего знакомства он вышел в бумажной обложке и с тех пор не раз переиздавался, продолжая жить своей неприметной, но достаточно полноценной жизнью на задворках современной литературы и при всей своей навороченности и безумных идеях занимая на книжной полке свое законное место. Надо сказать, когда я первый раз открыл книгу, я совершенно не был готов к тому, что меня ожидало. Послушав Сакса в баре, я решил, что он написал традиционный роман из тех, где автор в слегка завуалированной форме рассказывает историю своей жизни. Я бы не упрекнул его за это, но он сам так уничижительно отзывался о своем произведении, что разочарование казалось неизбежным. Когда он надписывал для меня книгу прямо в баре, я заметил, что в ней добрых четыреста страниц. Наутро, выхлестав шесть чашек кофе, чтобы выйти из тяжелого похмелья, я приступил к чтению. Чувствовалось, что писатель молод, о чем Сакс честно меня предупредил, но в остальном… я ждал чего угодно, только не этого. «Новый колосс» не имел никакого отношения ни к шестидесятым, ни к Вьетнаму и антивоенному движению, ни к семнадцати месяцам, проведенным Саксом за решеткой. То, что я ожидал именно этой тематики, говорит лишь о моей ограниченности. Сама мысль о почти полутора годах тюремного заключения ужаснула меня, — и автор прошел в своей книге мимо такого события! Мне это казалось невероятным.

Всем известно, что «Новый колосс» — это исторический роман об Америке времен Гражданской войны, основанный на документах и проверенных фактах. Большинство персонажей — реальные лица, а в случае с вымышленными речь идет не столько о фантазии, сколько о литературных заимствованиях. Все события подлинные — в том смысле, что они опираются на документы, а там, где в документах существуют пробелы, автор старается не грешить против элементарной логики. Притом что все абсолютно достоверно, фактологично и как-то даже слишком дотошно, читатель то и дело ощущает себя загнанным в угол; автор предлагает такое смешение жанров и стилей, что книга начинает напоминать пинбол с его мечущимся между луз металлическим шариком, мерцающими разноцветными огнями и самыми невероятными звуковыми эффектами. Традиционное повествование «от автора» сменяется дневниковыми записями и письмами от первого лица, хронологические таблицы — историческими анекдотами, газетные статьи — эссеистикой и драматическими диалогами. От этого калейдоскопа голова идет кругом, и что бы вы ни думали о книге в целом, ее энергетика и отвага, с какой автор пускается в свои эксперименты, не могут не вызывать восхищения.

Кого только мы здесь ни встретим! Эмма Лазарус, Сидящий Бык, Ральф Уолдо Эмерсон, Джозеф Пулитцер, Буффало Билл, Огюст Бартольди, Кэтрин Уэлдон, Роза Готорн (дочь Натаниэла), Эллери Чаннинг, Уолт Уитмен, Уильям Текумсе Шерман.[13]И здесь же мы находим Раскольником (после каторги он эмигрирует в Америку, где становится Раскином), Гекльберри Финна (постаревший бродяга сходится с Раскином) и Ишмаэля из «Моби Дика» (он ненадолго появляется в роли нью-йоркского бармена). Действие начинается в год столетия Америки, и далее роман прослеживает главные события на протяжении полутора десятков лет: поражение Кастера на реке Малый Бигхорн,[14]создание статуи Свободы, всеобщая забастовка семьдесят седьмого года, массовое бегство евреев из России в восемьдесят первом, изобретение телефона, «хеймаркетский бунт» в Чикаго,[15]Танец Духов среди индейцев сиу и бойня на ручье Вундед-Ни.[16]Но, скорее, события мелкие, малозначительные определяют ткань повествования, делают роман чем-то большим, нежели детская головоломка, складывающаяся из разрозненных исторических фактов. Взять хотя бы первую главу. Эмма Лазарус приезжает в Конкорд, Массачусетс, и останавливается в доме Эмерсона. Там она знакомится с Эллери Чаннингом, и они вместе отправляются к Уодденскому пруду, а по дороге он рассказывает ей о своей дружбе с Торо (который четырнадцать лет как умер). Быстро найдя общий язык и став друзьями, они являют собой пример странного союза, одного из тех, какие любил коллекционировать Сакс: седой аристократ из Новой Англии и поэтесса еврейского происхождения из «квартала миллионеров» в Нью-Йорке. Во время их последней встречи Чаннинг вручает ей подарок, который она должна раскрыть в поезде по дороге домой. Когда она снимет обертку, внутри обнаружится экземпляр его книги о Торо вместе с реликвией, бережно хранившейся все эти годы, — компасом Торо. Эта красивая, тонко описанная сцена оставляет в памяти читателя важный образ, и в разных обличьях он будет потом повторяться на протяжении романа. Словами ничего не объяснено, но все и так предельно ясно: Америка сбилась с пути. Торо был тем самым человеком, который мог указать нам правильное направление, и теперь, когда его нет, мы безнадежно потерялись.