Книга Хозяин тумана - Томас Барнс

Порой ползучий кустарник называли древесным вампиром. Он присасывался к обыкновенным деревьям и мог менять свое местоположение в зависимости от своих потребностей.

Подобно многим другим растительным мутантам, этот вид обладал даже некоей особой, причудливой формой сознания. Кровохлебка впитывала своеобразные ментальные излучения обычных растений, чутко ощущала внутренний ритм окружающей природы. Паразитируя на всевозможных кустарниках и деревьях, растительный мутант внедрялся в их внутреннюю жизнь, подсоединялся и всасывал в себя результаты всех жизненных процессов растительного «донора», протекавших снизу доверху, от самого слабого корневого отростка, ушедшего глубоко во влажную землю, до листьев кроны, окутанной туманом.

Молодой Вингмохавишну всегда был прилежным учеником Фарсманса и помнил, что слабые отвары этого очень редкого кустарника в микроскопических дозах применяли обычно в качестве успокоительного средства для тяжело больных. Но сейчас он впервые услышал, что это растение, оказывается, при определенной обработке выделяет еще и какой-то сильный газ, способный даже парализовать на время многочисленных лемутов.

«Очертания, форма и цвет растений, все это не имеет для кровохлебки никакого значения. Она реагирует только на жизненные соки и впитывает их в себя, «усыпляя» свою жертву, — рассказывал в свое время аббат. — Каждая обладает своеобразной памятью и хранит ароматы всех растений, к которым когда-либо присасывалась…»

Между тем, принц знал, что не так то просто отыскать и, тем более, завладеть этим загадочным растением. На бескрайних просторах южной Канды не было ни одного дерева или куста, которое не подпитывало бы кровохлебку. Своеобразие и неповторимость внутренних ритмов каждого растения прочно сохранялось в своеобразной чудовищной памяти. Это делало кровохлебку желанным объектом для поисков, но ползучие растительные вампиры даже на большом расстоянии воспринимали телепатические каналы, излучаемые сознанием человека, что давало им возможность свертываться и надежно прятаться в чаще.

Нелегко было отыскать даже один такой экземпляр. А уж для того, чтобы заставить его отдать всю силу своей «памяти», требовалась только ментальная мощь аббата Фарсманса.

— Почему же ты не применишь экстракт кровохлебки сейчас, пока лемуты еще не ворвались в Небоскреб? — пылко вскричал юноша, осененный неожиданной догадкой. — Мы могли бы остановить крыс во дворе, усыпить и перебить всех до единого!

В ответ священник только грустно покачал головой, а приятели даже захихикали. Принца уязвило то, что первым над ним едко засмеялся Дино.

— Какая ерунда! — расхохотался Книгочей. — Чтобы усыпить всех, кто лезет сейчас во двор, нужно такое количества газа, которого никогда не было в Канде!

— Но почему? Почему ты не хочешь воспользоваться этим сейчас?

— В моей фляге слишком мало этого вещества, — вздохнул Фарсманс. — Если бы я владел бочкой такого газа, мы не боялись бы никого. Но для того, чтобы собрать такое количество вещества, мне пришлось бы потратить сто лет жизни и сто раз обойти из конца в конец бескрайние леса Тайга, преследуя ползучих вампиров…

— Может быть, все-таки попробуем? — не унимался Таррейтал, скрипнув зубами от досады. — Мы могли бы сохранить столько жизней! Почему? Ответь мне!

— Нет времени, мой повелитель, нет времени! — почти взмолился священник и обратился ко всем ученикам: — Слушайте меня внимательно и все запоминайте!

Внезапно громко зазвенело стекло, и раздались отчаянные вопли. Таррейталу показалось, что во всех окнах нижних этажей Небоскреба за одну секунду, почти одновременно, вылетели все стекла, закопченные от дыма пожарища.

Раздались отчаянные вопли, и Фарсманс быстро заговорил, чтобы перекрыть поднявшийся шум:

— Когда я дам команду, запихивайте плоды смоковницы в рот!

— Зачем?!. Зачем?!. — недоуменно обводя друг друга взглядами, загалдели все ученики, включая умного Книгочея. — Зачем?!

— Не перебивайте меня, сосунки! — рявкнул аббат, даже отбросив в сторону почтительность, с которой он всегда обращался к правителю. — Толкайте плоды в рот и жуйте, жуйте изо всех сил! Разжевывайте и глотайте, не обращая внимания ни на что!

Таррейтал не смог поразиться подобным загадочным словам, потому что они оказались последними, — аббат не успел сказать больше ничего перед боем. Ждать нельзя было ни мгновения! Принц, глядя на своих приятелей, сунул черный плод во внутренний карман, и, впрочем, тут же забыл об этом.

С каждым мгновением напряженность нарастала. Вытащив оружие, они вместе с аббатом ринулись обратно в зал, на помощь к своим соратникам.

* * *

Оглушительно зазвенели разбитые древние стекла, пережившие в свое время не только гибельное дыхание Смерти, но и тысячелетние ветры последовавшей потом разрухи. Из освободившихся проемов внутрь Небоскреба хлынули клубы дыма, смешанного с пылью. Было видно, что вместе с этими черными клубами в здание посыпались темные щетинистые фигуры.

Слуги Нечистого ринулись на приступ! В проемах высоких окон без конца возникали продолговатые ощерившиеся морды лемутов. Мелькали мощные челюсти, лишенные губ, и яростно клацали влажные клыки, с которых свисала пена бешенства.

Горожане отбивались от захватчиков изо всех сил. Все, от мала до велика, обрушивали на головы монстров тяжелые камни, без устали били по серым мордам остриями копий и ножей. Первые атаки удалось отбить, но численность мерзких тварей совсем не уменьшалась.

Не обходилось и без жертв. Постепенно в рядах обороняющихся стали возникать проплешины, через которые отдельные мутанты пытались протиснуться, пролезть внутрь.

Внезапно атака вспыхнула с совершенно неожиданной позиции. С противоположной стороны просторной комнаты раздался невероятный грохот.

Дверь, расположенная в той стороне, откуда донесся оглушительный треск, не просто распахнулась. От могучего удара бревном она запросто слетела с петель и повалилась плашмя на пол, взметнув к потолку кучи черной пыли.

В освободившемся черном проеме принц увидел рослого лемута, сразу ринувшегося внутрь. Крысиная морда была испачкана, густо покрыта жирной копотью и от этого выглядела гораздо темней, чем у других мутантов, ворвавшихся в комнату вслед за ним, за его спиной.

Прижатые к черепу плотные остроконечные уши черномордого тряслись от возбуждения. Красноватые выпуклые глаза, казалось, от ненависти просто вылезали из орбит.

Лемут стремительно влетел внутрь, но не бросился сразу на людей, а остановился на мгновение, безостановочно вереща что-то на своем, особом крысином языке. Под сводами громко раздавался его жутковатый гортанный голос, леденящий душу вой дикого голодного зверя.

Внезапно горловое рычание прекратилось. Он могуче и коротко выдохнул и исступленно взвизгнул несколько раз, видимо командуя своими многочисленными соплеменниками, тоже ворвавшимися в комнату.

Все лемуты словно ждали этого звука, потому что через мгновение с визгом бросились на кандианцев, едва успевших занять в центре залы круговую оборону, как недавно учил всех аббат Фарсманс.