Книга Охота на Уршада - Виталий Сертаков

— Слушай и танцуй! — приказала я. — Положи щит, возьми второй бокуто. С этой минуты не нападай, а только отбивайся! Слушай меня… Фехтование страны Бамбука в целом разделяется на кодатидзюцу, татидзюцу и ретодзюцу. Последнее — именно то, к чему мы будем стремиться, — это работа двумя мечами сразу. Пока что вместо левой руки у тебя медуза или свиной окорок! Нападай с двух рук! Не так, не открывайся!

— Ну почему обязательно японцы? — взмолился Толик. — Кто сказал, что они лучшие бойцы? Отчего ты им так поклоняешься?

— Нет лучших или худших, — сказала я, ударяя его по лбу. — Есть великие традиции, которые уважают даже рыцари Плаща. А уж они не знают себе равных в любой драке. Но рыцари Плаща никому не открывают секретов обучения, а школы страны Бамбука принимают толковых детей. Монастырь Хрустального ручья, куда отдают маленьких волчиц, относится к пяти старейшим школам кэндзюцу. Ее основал монах Иидзаса, еще при прежней династии. Ты можешь мне назвать подобную школу в твоей стране? Молчишь? Так-то лучше, молчи и не прекословь! И прекрати махать левой рукой, словно сломанным крылом! Судя по всему, ты понятия не имеешь, куда нанесешь удар, лупишь вслепую, да?.. Слушай дальше. В Хрустальном ручье отдают должное искусствам содзюцу, дзюдзюцу, нагинатадзюцу, сюрикэндзюцу и многим другим…

— О, боже! Сюрикэны еще не хватало! Неужели мне придется все это изучать? — ужаснулся Ромашка. — Но… тогда я не поймаю ни одного уршада…

Я вывела его из опасной задумчивости ударом по шее. Лекарь побагровел, спохватился и, к моей радости, больше оплошностей не допускал. Каждый рубящий удар он встречал достойным заслоном. Я рубила с двух рук, нанося три удара за песчинку. Нормальный темп для любой «кедровой головы», но Анатолий еле справлялся.

— Я буду возиться с тобой, пока Рахмани не отвезет тебя к волхвам русов, они умеют… неважно, что они умеют. Я буду учить тебя основам школы кэндзюцу, а основа в том, чтобы обороняться любым оружием против любого оружия. В этом слабое место всех боевых школ Зеленой улыбки. Они уделяют слишком много значения приемам силы, но не учитывают многообразия… Ты не должен бояться врага, если у тебя только нож, а он выйдет против тебя с копьем, махайрой, шестом, булавой да еще и в полном доспехе…

— С ножом одолеть латника? — с натугой расхохотался Ромашка.

Я на мгновение прекратила рубить левой рукой и дважды больно ткнула его в живот.

— Если ты не будешь пререкаться, я научу тебя, как в полной темноте попадать ножом в точку соединения нагрудника и подола… в щели на запястьях и локтевых сгибах… и как втыкать спицу в щиколотку… Хорошо, наконец-то ты начал ровно дышать! Отдохни.

Бедолага повалился, словно ему по затылку врезали дубинкой. Я походила вокруг, разгоняя кровь. Хирург Ромашка мне определенно нравился. Он выдержал на ногах почти два кувшина песка, здоровое сердце и прекрасное дыхание!

— Скажи мне, чем мы сейчас занимались?

— Ммм… Марта, кажется, ты меня дубасила…

— На всех твердях Уршада не называй меня Мартой. Для тебя я — высокая домина, ясно? Это не гордость во мне поет, ты еще тут многого не понимаешь. Нельзя обращаться к женщине запросто, по имени, это означает, что я тебе жена, дочь или сестра. Но имена жен у многих народов запретны…

— Я понял, домина. Больше не повторится. И… кажется, я догадался. В нашем мире это называется ката.

Следует признать, хирург Ромашка меня удивил.

— Да, это была простейшая парная ката на выносливость. С каждым днем мы будем усложнять, но деревянные бокуто сменим на металл лишь тогда, когда ты перестанешь нуждаться в металле.

— Это как? — раскрыл рот Толик.

— Я все сказала, что хотела сказать. У тебя достаточно средств, чтобы победить одиночного соперника и без металла. Мы будем делать каты на маневр стоя, сидя, на коленях и лежа, пока твое дыхание не станет безмятежным, как у спящего младенца. Затем я покажу тебе, как убить врага за три удара, за два и за один.

— Ох… — протянул он, и я уже догадалась, о чем пойдет речь. — Высокая домина, а нельзя как-то сразу перейти ко второй части? Вот, к последнему, о чем ты говорила, про три удара?

Я глядела на него и не знала, то ли засмеяться, то ли сломать о его голову палку и выкинуть дурня обратно на Землю. Почему-то мне вспомнились менты из города Петербурга. Толстые, неповоротливые бобры, мучившие девочку Юлю. По сравнению со стражами порядка, Ромашка был настоящей находкой — жилистый, сухощавый, терпеливо сносил боль.

— Нельзя, — сказала я. — Мой наставник говорил, что ходить по воде очень легко. Для этого всего лишь пришлось двадцать лет учиться.

— Марта… то есть домина, я хотел тебя спросить… Как у вас тут относятся к тому, что девушка занималась проституцией?

— Не понимаю. — Я размяла кисти легким бебутом, затем бросила его и приступила к более сложному упражнению, «разные барабаны». Короткая палка бьет врага по ногам, длинный шест другой рукой приходится вращать над головой, и целишь тоже в голову. — Не понимаю твоих слов, скажи иначе!

Шест гудел, сливаясь в круг. Толик следил за моим танцем, выпучив глаза.

— Юлька… она ведь продавала себя за деньги. Это ничего? Если вдруг об этом узнают, ее не будут обижать?

— Ах, вот ты о чем! — Я расхохоталась так громко, что из ветвей вывалился сонный краснохвост, заверещал и удрал во мрак леса. — Анатолий, раз ты об этом спросил, значит, это волнует тебя, а не других. Мир Уршада велик, я не знакома с обычаями многих народов. Тебе лучше спросить у Рахмани, он прошел в сто раз больше дорог, чем я. Но один совет я тебе могу дать…

— Слушаю тебя, домина.

Я усложнила задачу, перешла к «барабану с бубенцом». Шест продолжал вращаться, но теперь, когда послушный бокуто взлетал в воздух, плоскость его вращения менялась с горизонтальной на вертикальную. И обратно — когда короткая палка возвращалась ко мне в ладонь. Упражнение для пятого месяца занятий в школе Хрустального ручья.

— Повсюду уважают силу, Ана-то-лий. Когда мы собирались нырнуть в Янтарный канал на вашу твердь, я почти поверила, что там уважают закон и справедливость. Я ошибалась. Там тоже уважают силу.

— Марта, я боюсь за Юлю…

— Пока с ней Саади, ты можешь не волноваться. Он будет защищать ее, как родную дочь. И не называй меня Мартой. Для тебя я — домина.

— Куда она пойдет с домом Саади? Скажи мне.

— Она станет Сестрой-волчицей. Или умрет.

— Но если риск так велик… — Он грязной рукой вытер пот со лба. — Я хочу сказать… может, не надо ей становиться волчицей, а? Мы и так поймаем уршадов…

— Поздно ты спохватился, — сказала я. — Сейчас твоя женщина сидит в яме с гусеницами. Пока она их не убьет, Матери ее не выпустят.

5

Страна склавенов

…Пришло время, и караван Аль-Масуди нырнул в Янтарный канал. В стране Арам свободно объяснялись на языке султаната, зато в северном городке Русса, построенном целиком из дерева, Саади почти никто не понимал. Кроме наместника, сборщиков податей и караульных на озере. Днем по сырым лугам, звеня бубенцами, бродили медлительные коровьи стада. Русы тоже бродили, прямо по воде, и сетями вытаскивали речных омаров. По ночам до кремля Руссы доносился хохот леших и вой вовкулаков. В этом краю крестьяне после наступления темноты не покидали своих рубленых изб. Каждую деревню окружал частокол с конскими и коровьими черепами поверху. На окраине деревни, под размеренный речитатив, крестьяне поливали кровью черного петуха своих дубовых идолов. Караульные жгли костры, не только от холода, но и чтобы не подпустить к деревянным башням лихие разбойничьи оравы. Цепи и заговоренные веревочные сети подвешивали поперек улиц. Мрачные еловые леса шумели над озерной страной, жирная рыба плескалась в рыбацких затонах, а вода… вода была повсюду.