Книга Черная пустошь - Вадим Михальчук

Майкл восхищенно хлопает Адама по плечу:

– Эх, ну и голова ты, Эйд! Мне бы в жизни так не придумать.

– Не прибедняйся, Майк, – смеется Адам, – я помню, как ты систему обороны в Кампучии продумал, как схему укрепленного района палочкой на песке нарисовал и как по твоему плану пятнадцать человек три дня против двух сотен головорезов держались. Так что ты тоже – голова.

– Это – да, конечно, – смущается Майкл и делает попытку покраснеть…

* * *

Адам Фолз сидит в кафетерии, рассеянно помешивая ложечкой горячий кофе. Напротив пристроился худой седеющий мужчина, с залысинами над высоким лбом. Мужчина снимает большие толстые очки в стальной оправе и долго протирает стекла, предварительно подышав на них. На нагрудном кармане куртки мужчины висит ламинированная картонная карточка – «Профессор Борис Мазаев. Кафедра прикладной физики».

– Скажите, вы довольны своей жизнью, профессор? – спрашивает Адам.

– Что вы имеете в виду? – невнимательно спрашивает Мазаев, рассматривая стекла очков на свет.

– Я немного удивлен вашим положением в институте, профессор. Насколько мне известно, у себя на родине вы были практикующим ученым, в подчинении которого была одна из кафедр института ядерной физики, ваши теории вошли во все учебники мира, а теперь – вы внештатный преподаватель не самого престижного американского университета, простите за откровенность.

– Эх, молодой человек, я каждый день благодарю судьбу за то, что у меня есть хотя бы возможность преподавать, – вздыхает Мазаев, надевая очки.

Увеличенные толстыми линзами, его глаза кажутся по-детски большими и наивными, но это не так. В глазах профессора – усталость и грусть.

– Возможно, вы знаете, какая ситуация сложилась у нас в России в области науки. Финансирование более чем скудное, заработная плата невелика. К слову сказать, недостаток финансов меня никогда особенно не трогал, я был настоящим ученым, мне было интересно знание, а не деньги. Но судьба моя сложилась так, что у моей жены обнаружили раковое заболевание. На лечение потребовалась огромная, по нашим меркам, сумма денег, естественно, в валюте. Никто не мог оказать мне помощь, моя дочь вышла замуж, у нее родилось двое внуков, ее муж зарабатывал прилично, но, во-первых, у него не было требуемой суммы, а во-вторых, я бы никогда не отнял бы деньги у собственных внуков.

– Вы очень откровенны, профессор, – улыбнулся уголками губ Адам.

– У вас располагающая внешность… по крайней мере, у вас глаза честного человека. К тому же, вы первый человек за много месяцев, который интересуется моей персоной. Кстати, зачем?

– У меня есть к вам предложение.

– Надеюсь, не руки и сердца? – улыбнулся Мазаев.

– Нет, это относится к вашей работе. Что же случилось с вами, профессор? Чем все закончилось?

– Я собрался выехать за рубеж, зарплаты здесь несравнимы с нашими. Вы не представляете, сколько крови мне это стоило. Моя специфика работы – физик-ядерщик, когда-то была в сфере национальных интересов страны. Меня долго не хотели выпускать, нашу службу безопасности мало волновал тот факт, что моя жена отчаянно нуждается в дорогостоящем лечении, особистов интересовало – не выдам ли я какие-нибудь секреты, которые давно уже перестали быть таковыми. Из-за повышенного внимания наших спецслужб ко мне и моей скромной персоне, мне пришлось оставить кафедру и университет. Потом, наконец-то мне разрешили выезд. Состояние моей жены ухудшалось, а я пока ничем не мог ей помочь. Здесь, опять-таки из-за моей профессии, я подвергся тщательной проверке со стороны уже ваших спецслужб. Время работало против моей жены и, в конце концов, она умерла. По какой-то непостижимой, злобной иронии, она умерла в тот самый день, когда мне предложили перспективную должность с хорошим окладом… Надо ли говорить, что после смерти моей жены на какой-то период жизнь потеряла для меня всякую ценность. Но я смог взять себя в руки. Я отказался от научной практики и выбрал должность преподавателя.

– Если не секрет, почему?

– Отказался или стал преподавать?

– Отказались.

– Со смертью Натальи, моей жены, во мне что-то надломилось, мне показалось, что все мои работы, теории, эксперименты никому не нужны, что это просто сотрясение воздуха. Я утратил цель. Во имя чего мне надо было продолжать работу? – Мазаев пожал плечами. – Теперь я учу людей, в этом есть хоть какой-то смысл. Мне много не нужно, все накопленные деньги я отсылаю дочери и внукам, а на жизнь мне хватает.

– Насколько серьезно вы говорите о том, что утратили цель, профессор? – Адам внимательно посмотрел на него. – Чтобы бы вы сказали, если бы я предложил вам участвовать в совершенно новом проекте, проекте, который будет заниматься видом энергии, совершенно неизвестным современной науке? Чтобы вы сказали насчет того, что я дам вам цель, о которой вы не могли и мечтать?

Мазаев скептически посмотрел на Адама:

– Вы говорите общими фразами, мистер Фолз, а я привык иметь дело с конкретными вещами.

– Хорошо, – невозмутимо ответил Адам, – я перейду к делу. Вы не могли бы взять меня за руку, профессор?

И он протянул правую руку над столом.

Профессор недоверчиво посмотрел на руку и Адам сказал:

– Вы же не боитесь, профессор?

Мазаев вложил свою руку в протянутую ладонь.

Профессора пронзил мгновенный удар, похожий на удар током. Перед глазами Мазаева, как кадры киноленты в ускоренной перемотке, пронеслись видения и образы далекой планеты: леса, горы, остроконечные шпили Башен, белое кипение энергетических коконов, окутавших Башни. В одном коротком ментальном рывке Адам передал Мазаеву всю информацию, полученную от Хозяев Стихий. Это было еще одним даром, полученным от Неизвестных: для передачи информации был необходим прямой контакт.

– Вы в порядке? – спросил Адам, выпуская руку профессора.

Лицо Мазаева было бледным, рот приоткрыт.

– Дайте отдышаться, черт! – прошептал он, с трудом переводя дыхание. – Господи, до чего же это реально!

– В первый раз со мной произошло нечто подобное, – заметил Адам, поднося чашку к губам.

– Вы – медиум? – восхищенно спросил профессор.

– Нет, это просто подарок от наших таинственных нанимателей.

– Я вижу, вам это не очень-то нравится, – заметил Мазаев, глядя на усталое лицо Фолза.

– Это палка о двух концах, профессор…

– Зовите меня Борис, мне так будет проще, пожалуйста, – улыбнулся Мазаев, – от этого слова «профессор» так и несет нафталином, а я еще не так уж стар.

– Хорошо. Я говорил, что это палка о двух концах: с одной стороны – от одного мысленного посыла я чувствую себя так, как будто пробежал миль пять с полной выкладкой, а с другой – мне не приходится прилагать много усилий, чтобы объяснить собеседнику все необходимое, без опасения, что меня примут за сумасшедшего.