Книга Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев

Бережно, будто боясь причинить другу боль, накрыл его лицо рядном и встал, невольно поморщившись от боли в разбитом колене. Перекрестился. Внимательно оглядел столпившихся в другой части комнаты людей.

«Блин, мне это мерещится, или часть казачков, пока я прощался с Михаилом, слиняла? Вроде их больше было, когда заходил».

Хотя в крепости засели отчаюги из отчаюг, под взглядом колдуна они заметно терялись и мялись, невольно чувствовали вину за произошедшее.

– Братцы-казаки, как же это такой промах совершили, жизнь своего атамана проворонили, а?

Сразу несколько человек начало оправдываться. Естественно, разобрать в этих выкриках что-то – оправдывались ребята энергично – было мудрено. Аркадий дал казакам немного выплеснуться, потом неожиданно для них громко хлопнул в ладоши. Хлопок услышали все и замолчали.

– Не, ребята, так дело не пойдет. Негоже казакам базарный хай поднимать (вообще-то для казачьих сборищ весьма характерный – вольница ведь). Вот ты, Григорий, расскажи, как все произошло.

Смуглый, горбоносый брюнет Григорий Некрег, смахивающий на горского абрека, каким, возможно, и был до ухода на Вольный Дон, а ныне атаман одного из новых городков на Тамани и комендант данного бастиона, с ответом не задержался. Впрочем, говорил по-русски он как казак с низовьев Дона, может, там и родился, имея мать или отца с Кавказских гор, близко Некрега попаданец не знал.

– Так кто ж знал, Москаль, что у них хватит наглости напасть таким малым числом? А то, что турки нашли проходы к валам в минном поле… предательством здесь пахнет.

На такую отмазку оставалось только вздохнуть. Аркадий поморщился, покачал головой.

– Положим, предупреждал я атаманов, что недоброе чую. Заковыка в том, что и сам не понимал, когда и откуда беду ждать («Дьявольщина, придется заниматься самопиаром, иначе до смены и не доживешь»). А того, кто ворогам наши тайны сдал, найдем и… не помилуем.

– И правда, – раздался голос и из неразбежавшейся кучки казаков. – Смеялся Татарин, что Москаль-чародей совсем нюх потерял, стал даже такую кучку турок опасаться.

– Эх, – взмахнул рукой, будто саблей рубанул, характерник. – Знать бы точно, а то так… – он покрутил пальцами поднятой вверх руки, – мерещилось что-то тревожное, а что – сам не понимал. Только с вас это вины не снимает. Чего ж в бою атамана не прикрыли? Почему позволили ворогу его зарубить?

– Дык, разве его удержишь? Завсегда Татарин поперед всех в рубку кидался, ох и лют, царство ему небесное, – сопроводил крестным знаменем рассказ, – был в бою.

– Царство небесное и земля пухом, – согласился Аркадий. – А идти в бою рядом с атаманом разве никто обязан не был?

– Так и шли же. И слева и справа его люди бились, токмо в густом дыму-то…

– В густом дыму?.. – поднял удивленно бровь колдун. – А он откуда взялся? Вроде ничего здесь не горело?

– Так мы ж и напалили. Из скорострелок (донское название револьверов), ох и знатное оружье ты, Москаль, придумал… Поздно турок заметили, они уж ров переходили…

– Постой, как переходили? Ров в два человеческих роста глубиной, как его вброд перейти можно? Неужто они смогли его фашинами забросать? Так это же сколько времени надо, стража, получается, беспробудным сном дрыхла? Как сурки на зиму в спячку залегли?

– Не-е, батька Михаил хоть и добрейшей души человек был, – в этот раз перекрестились все присутствующие, Татаринова донцы любили и уважали, – токмо за сон на страже он виновного враз повесил бы, без жалости. Как можно?!

– Ладно, отложим разъяснение этого вопроса. Значит, перешли вброд, говорите?

– Точно, Москаль, тебе говорю, перешли. Все в мокрых штанах были: кто выше колена, а кто и по самые яйца, некоторые, так совсем мокрые, могет быть, по пути падали в воду. Хуч и бросали они в воду чего-то, таки видоки сказывают: и шедшие первыми не плыли, а пешими ров переходили. Но токмо с самого краю.

– Однако вода сейчас в море ледяная, да и край рва волнами захлестывается…

– Батьку, – вступил в разговор еще один казак, незнакомый Аркадию, русый, с серьгой в ухе, – своими глазами видал, как турки вброд через ров шли, а их волнами било. Некоторых так совсем с ног сбивало, и не все поднимались, но шли без остановок. А потом как бешеные на вал полезли, а там-то казаков немного было, да все только с ружьями да саблями.

Дальнейший опрос прояснил ситуацию. Не обращая внимания на выстрелы, турки забросили на валы множество кошек с привязанными к ним ремнями и полезли вверх. Малочисленная стража допустить этого не могла, полегла полностью, рассказчик, видевший переход через ров, наблюдал эту картину не с бокового, а с переднего вала. Развивая успех, враги попытались захватить и бастион, но туда, в каземат, ближайший к выходу на вал, уже набилось достаточно много казаков, в том числе и имевших револьверы. Интенсивная револьверная стрельба здорово проредила турецкие ряды, отдельных «везунчиков», сумевших прорваться в ближний бой, легко секли саблями. Дело шло к легкой победе, но множество выстрелов из оружия с патронами, снаряженными черным порохом, привели к сильнейшему задымлению в каземате, стрельбу пришлось прекратить и брать врагов в сабли. В этот-то момент и не заметил Михаил Татаринов удара, прервавшего его жизнь.

Гибель атамана только подстегнула казаков. Турок, сумевших прорваться в бастион, порубили, а снаружи кто-то догадался перебрасывать через вал гранаты. Это существенно сократило подкрепления, получаемые врагами на валу, и их трупы (в плен здесь не брали) скоро полетели вниз. С каждой секундой нараставший огонь из бойниц, полетевшие над головами наступавших с жутким воем бомбы, участившиеся случаи подрыва на минном поле… оказывали все более сильное давление на психику штурмующих. Турки, до этого проявлявшие невиданное мужество, растерялись, замялись и побежали обратно. Обрекая тем самым ворвавшихся в крепость на гибель.

Приступ отбили, потом выяснилось, что с небольшими потерями, погибло и получило тяжелые раны менее сотни казаков, но одновременный уход из жизни Татаринова и Гуни поставил обороняющихся в очень опасное положение. Этот момент Аркадий не просто сразу понял – ощутил всем существом. И немедленно начал действовать для блокирования нормальных в казачьем обществе демократических процедур по избранию новых руководителей взамен выбывших. В конце концов, собственный статус на гетманщине и Вольном Дону позволял ему такую попытку. Пока никто возражать не решился, большинство наверняка примет подобную перестановку как данность, а для горласто-недовольных море рядом и мешков хватает – мигом можно отправить в подарок морскому царю. Лучше утопить нескольких горлопанов, чем допустить разлад в гарнизоне осажденной крепости.

Поймав себя на отдаче распоряжения во второй раз, Москаль-чародей решил свернуть активную руководящую деятельность и сделать перерыв. Да и вымотал его нервотреп этой ночи порядочно: ощущение пышущего изнутри жара, переполненности энергией сменилось нараставшей апатией.