Книга Пятая рота - Андрей Семенов

— Ну и что? — не смутился Рыжий, — полгода всего и летать-то! Полгода уже отлетали. Даже и не полгода, а три месяца.

— Почему три?

— Считай, — начал он объяснять, — Те пацаны, которые стоят сейчас возле военкоматов, станут сержантами только через погода. Так?

— Ну.

— Вот те и ну! А рядовые придут в Афган через три месяца, а это уже будет младший призыв и гонять их будем мы.

— Голова! — похвалил я Рыжего.

Летать три месяца вместо шести все-таки легче. Предаваясь сладким мечтам, как через каких-то три месяца я сам начну гонять молодых, я незаметно заснул.

И никто из нас в тот вечер не заметил самого главного — самого главного и важного во всей нашей жизни и ныне и присно, сколько ее отпущено. КАМАЗ с пыльным кузовом, проехавшись через Мост, подобно Харону через Стикс, навсегда отрезал нас от мира живых — тихих обывателей, оставшихся на другом берегу. Никто из нас тогда так и не понял, что жизнь разделилась на две неравные доли — до Афгана и после. Что мы уже никогда не вернемся на родной берег прежними: тихими и законопослушными. Что, даже закончив войну в Афгане, мы не перестанем воевать вообще, по привычке без долгих размышлений продолжая вступать в бой, пусть очень часто и с ветряными мельницами. И до конца дней своих будем жестко делить людей на «своих» и «чужих», безошибочно различая их во всех встретившихся на нашем пути. И что отныне, нам предстоит жить и за себя, и за того парня, который навсегда остался молодым, не дожив до своих двадцати лет, посмертно став нашей совестью.

В ту ночь мы этого не заметили и не поняли, потому, что это произошло с нами.

Не поняли мы этого и через год и через два. И только много позже, через пять, через десять лет после дембеля смутно стало доходить до нас, что мы — не такие как все. Не может человек, нажавший на спусковой крючок по другому человеку, пусть даже смертельному врагу, остаться прежним. Многие из нас, не найдя себя в гражданской жизни, снова пошли на новый круг, записав на свой боевой счет Таджикистан, Абхазию, Югославию, Чечню. Зная в совершенстве только одно дело: убивать, оставаясь в живых при любых обстоятельствах, они уже не могли остановиться, взыскуя не смерти, но тех кристально прозрачных человеческих отношений, которые возможны только на войне. Став «псами войны» мы приобрели все бойцовские повадки хищников. А такой пес, готовый загрызть любого, на кого укажет хозяин, хоть и дорого ценится, но опасен для всех.

И для хозяина.

4. Полк

Спал я минут двадцать, как мне показалось, не больше, и проснулся от толчков: меня подбрасывало и подкидывало, это КАМАЗ, взревев мотором, тронулся с места. Вокруг уже было светло. Я посмотрел на часы: было семь утра. Я продрых своих законных, уставом положенных восемь часов. У духов — солдат первого года службы — сон вообще летит быстро. Только положишь ухо на подушку, как уже звучит команда «Подъем!». Даже не выспался толком, а уже надо вставать.

Я осмотрелся. Попутчики мои были такие же помятые и недовольные, как и я сам: ночевка в сидячем положении настроение не поднимает. У меня ужасно затекли спина и ноги. КАМАЗ тем временем качнулся на ухабе и вырулил на бетонку. Ход сделался мягче и почти не трясло. Через задний борт видны были бесконечные склады и ангары Хайратона, мимо которых мы проезжали. Наконец, КАМАЗ вышел на трассу и наддал. Это было заметно по возросшему гулу дизеля и по тому, что ход стал мерным, без тряски.

Из всей команды, связисты и разведчики сидели ближе всех к кабине, по трое на каждой лавке. Пользуясь этим, я поднялся и, держась за борт, принялся одной рукой распутывать передний полог тента. Рыжий принялся мне помогать с другой стороны. Минуты через три нам удалось распутать ремни, и встречный поток воздуха откинул полог к потолку тента. Мы все вшестером, ухватившись за передний борт, встали, чтобы хорошенько рассмотреть дорогу. Кузов под тентом превратился в аэродинамическую трубу, и все сержанты придерживали руками или скинули вовсе свои фуражки.

Через передний борт, поверх кабины, как раз и открывался отличный обзор: вправо и влево лежала безжизненная, выжженная солнцем пустыня. Ровная, как стол, покрытая только частыми кустиками верблюжьей колючки и норами, из которых то там, то здесь внезапно появлялись и застывали жирными столбиками степные суслики.

— Зырь, мужики, — показывал я рукой на очередного суслика.

Они и в самом деле были смешные: стоит на задних лапках маленький пушистый комочек жира, передние лапки скрещены на животе, морда сонная и важная. Портфель ему — и вылитый чинушник.

Иногда меж нор порскали тушканчики: помесь мышонка и кенгуру. Устремив вперед свои ушастые мордочки, подруливая себе длинными хвостиками с кисточкой на конце, они носились меж нор по пустыне, неожиданно и круто меняя направление. Казалось, они и сами не знали, куда скакали и куда хотели прискакать.

Несколько раз мы проезжали мимо сгоревших остовов БТРов и БМП, ржавеющих в кювете. Иногда попадалась ржавая рама от КАМАЗа или «Урала». Похоже, эта дорога была свидетелем многих веселых историй. Словом, унылый монотонный марсианский пейзаж, на который мы успели насмотреться еще в Туркмении: ровная местность вокруг, много песка, много верблюжьей колючки, суслики, тушканчики, две тонкие «нитки» трубопровода вдоль дороги с правой руки и бесконечная вереница столбов с проводами с левой. Скукотища, немногим веселее вчерашней ночевки. И в этом диком и унылом краю нам предстояло провести следующие два года?!

Мама! Ну, почему меня не призвали в Германию или в Чехословакию?! Служат же люди в Средней полосе! Ну, на худой конец, в Забайкалье: там хоть лес есть. А тут!.. Жара, песок, тоска! Ни деревца, ни кустика, ни травинки.

Нет, я не пожалел сейчас, что попал служить в Афган! Не пожалел на второй день пребывания, как не пожалел об этом ни разу за все двадцать месяцев — последовательно будучи духом, черпаком, дедом и дембелем. Наоборот: меня распирала гордость, что мне, в мои сопливые восемнадцать лет выпал редчайший шанс «творить Историю» и защищать интересы своей страны с оружием в руках. Даже сейчас, двадцать лет спустя, если бы меня спросили: «Вот, допустим, тебе восемнадцать лет, выбирай, где будешь служить? ВВС, ВМФ, Московский военный округ, Германия, Куба — где хочешь?», я бы ни секунды не задумывался с ответом: «Только в Афгане! И только в пехоте!».

Но!

Одно дело придти обратно на гражданку и на вопросы знакомых «где служил?» гордо так, или наоборот, скромно, но с достоинством ответствовать: «в Афгане», вызывая зависть и уважение, и совсем другое — два года, изо дня в день, тянуть службу среди раскаленных песков и диких гор. Где нет ни кабаков, ни дискотек, ни девчонок. Где нет иных развлечений кроме… Впрочем, об этом после, в свое время.

Прямо по курсу строго на юг, единственным украшением и венцом унылого пейзажа, величественно вставали горы. Судя по виду (в конце октября на их вершинах еще не было снега) — «двухтысячники», они раскинулись с востока на запад, на сколько хватало глаз. Я повернулся к Щербаничам: