Книга Тело Угрозы - Владимир Михайлов

«Похоже, не просто деловыми были их отношения», – подумал Минич прежде, чем сказать:

– А еще через день я отвез его в клинику. На этой самой машине. В центр на Каширке.

– Я ведь его сто раз предупреждала! – сказала она с тихим отчаянием. – А он смеялся: «У меня? Да никогда этого не будет!» И вот…

Минич перешел на вторую передачу: здесь было полсотни саженей мелкого песка. От места, где съезжали с дороги, проехали уже метров триста. Минич глянул в зеркало.

И увидел джип. Похоже, тот самый. Тяжелая машина медленно скатывалась с насыпи на эту же тропу. Возвращаются? Повернули, поняв, что встречный направляется именно туда, где они, похоже, только что были?

– Явление третье: те же и незваные гости, – пробормотал он.

– Что?

– Да не знаю. Скоро выяснится, надо думать.

Джип полз, не приближаясь, хотя на этой тропе вряд ли чувствовал себя намного хуже, чем на асфальте. Ну что же – может быть, они вовсе и не преследуют. Вернулись – потому что забыли что-то там, откуда едут…

Минич обманывал себя, потому что отлично знал: тропа заканчивается у дома Ржева, и по ней больше некуда было ехать, а значит – и неоткуда.

Впереди уже виднелись ворота, и следы джипа вели именно к ним и никуда больше.

10

К чести главного оппозиционера следует сказать, что он, будучи человеком проницательным и широко мыслящим, сразу же зацепился именно за те несколько десятков слов, сказанных эсбистом, в которые уложилась возникшая ситуация. Зацепился, отогнав первую, инстинктивную мысль: «Эпидемия» – бежать, бежать как можно скорее…

Сначала он не принял сказанного о теле всерьез; отреагировал, чтобы скрыть охвативший его только что страх за себя. Главным в тот миг казалось сделанное генералом предупреждение об опасности лично для него. Но тут же что-то заставило вернуться к услышанному. Интуиция, наверное. Или, может быть, слово «угроза», имевшееся в тексте.

Тогда, в машине, он минуту-другую посидел, закрыв глаза, сплетя пальцы рук – пытаясь понять, что же такое, зародыш какой комбинации таился в очень далеком, на первый взгляд, от политики сообщении. И вдруг понял. Не то чтобы он поверил в угрозу; ни один реально мыслящий человек (а именно таким политик и был) не стал бы всерьез бояться столкновения с небесным телом – не потому, чтобы он сразу же подсчитал, сколь ничтожной была вероятность такого события, но по очень простой причине: всякий здравомыслящий человек твердо знает – этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. А кроме того, опытный политик знал, что все беды, катастрофы и прочие несчастья в мире происходят не от природы, а только и исключительно от людей и их деятельности. Замеченное же астрономами тело к людской деятельности никакого отношения не имело – и, следовательно, опасаться его было совершенно нечего.

Нет, выделенная им информация заинтересовала его совершенно под другим углом зрения. Он почти мгновенно увидел и оценил те политические ходы, которые можно было бы предпринять, используя космическую якобы угрозу должным образом, и те политические же выгоды, какие можно стало бы получить в результате таких ходов. Выгоды для достижения давно поставленной цели: привести оппозицию к власти и самого себя – на ее вершину.

Потом, уже в своем кабинете, он продумал все более обстоятельно.

Угроза Земле. Если говорить серьезно – бред, конечно. Но бредовость ее сейчас недоказуема – точно так же, как и ее истинность. А это означало, что угрозой можно будет оперировать с той же уверенностью, как если бы она была установленным фактом.

Угроза столкновения с небесным телом. Что может предотвратить ее? Спросите прохожих на улице – и шестеро из каждой десятки ответят, не сомневаясь: ядерные ракеты. Нынче все настолько образованны, чтобы понимать такие простые вещи.

(«А если это не метеорит или как его там, а дело рук человеческих?» – промелькнула и погасла искорка мысли – чтобы разгореться потом, позже.)

А из этого следует простой вывод – вернул он мысли в прежнее русло: всякое сокращение ракетного парка в мире, и в частности – в России, ведет неизбежно к увеличению этой угрозы, к повышению вероятности полной гибели. И всякий, кто настаивает на таком сокращении, сам является прямой угрозой существованию планеты – не говоря уже о том, что убедительно доказывает свою политическую несостоятельность.

Будь он кем угодно. Даже президентом. Вернее, тем более – президентом. Тут речь может пойти даже об импичменте.

Сразу же понял он и другое. А именно: что подобные мысли сами собой придут в голову всякому политику, в чьем распоряжении новая информация окажется. Так что первым и необходимым условием желаемого успеха было пресечь дальнейшее распространение полученных сведений или по крайней мере как можно более ограничить их разлет. Он уже повидался с гольфистом – директором обсерватории, и с большим интересом выслушал все, что ученый смог поведать ему о возможном небесном госте. Хотя, надо сказать, неопределенность сведений его несколько смутила. Но ведь, как известно, в искусстве пропаганды главное – не факты, а их интерпретация.

Он уже писал на листочке – быстро, размашисто, – что надо будет сделать в этой связи уже в самое ближайшее время. В часы. Даже в минуты.

Встретиться еще раз с астрономом и уточнить – сколько еще времени остается до того дня, когда станет ясно, что на самом деле никакой угрозы нет.

Выяснить немедленно, как широко распространилась информация на сегодня; есть ли данные о том, что об угрозе стало известно и за рубежом; если да – то где и кто там ею владеет, иными словами – с кем нужно будет вести тихие переговоры, чтобы оттуда не сломали ненароком всей игры. И не менее важно – изолировать всех, кто уже владеет информацией в России и может стать источником ее утечки.

Это политик понял сразу же. На первый взгляд казалось, что, наоборот, быстрое и широкое распространение информации будет ему на руку, создавая определенное общественное мнение: страх смерти всегда является одним из сильнейших мотивов. Но эту версию он сразу же отбросил. Мнение возникло бы, да, конечно. И заставило бы президента свернуть работу по Соглашению – до тех пор, пока космическая обстановка не прояснится. Однако в таком случае все сыграет в пользу действующего президента, и все меры, какие будут приняты, пойдут на его счет, оппозиция же, как и обычно, останется в тени.

А потому вариант с немедленным оглашением отметается. Нет, работать надо иначе. Скрытно. Тайно. Никакой публичной информации – да и другой тоже. Пусть Соглашение готовится. Но вот тогда, когда останется только подписать его, – в этот миг и произойдет выброс всех накопленных к тому времени данных. Информационный взрыв. И – на свет. Под лучи прожекторов.

Тогда сразу же – полное блокирование всего, связанного с запретом и уничтожением ядерных зарядов.

Разворот на сто восемьдесят градусов. В адрес президента – обвинения в оторванности от реальной действительности, об отсутствии в его политике элементарной логики, в крупном просчете – и тому подобное. В Думе – начало процесса импичмента. Дальше все было ясно.