Книга Черный крест - Алексей Тарасенко

— Что-о-о-о???

— «Целым и невредимым» — по-французски.

— А… понял. Никогда не слышал французского языка. Привык к тому, что во всем мире все знают русский.

Потом «сопровождающий» мне сказал, что у него есть ящик немецкого пива и что не могли бы мы сегодня этот ящик уменьшить, скажем так, больше чем на половину? Я только рыгнул в ответ. Парень понял, что я делал с утра до вечера в баре боннской гостиницы для офицеров среднего звена.

— Ну. Ладно, тогда я один! — сказал он и улыбнулся. — А в Бонне я уже было стал отвыкать от людских улыбок.

— А вам можно, — спрашиваю, — ну, так, на рабочем месте? — стараюсь выглядеть хоть немного строгим.

— А нам все можно! Мы из… сами знаете откуда.

Нагло и без спросу беру у моего секьюрити одну бутылку из ящика и иду к себе в купе.

— Спокойной ночи!

— Бу-бу-бу, ба-ба-ба!

Наверное, «доброй ночи» — на французском.

14. Но создатели великолепной кухни и великолепных вин, увы, этой ночью спать нам не дали — пересекши границу с Германией и оказавшись на территории Франции, поезд начал постепенно подвергаться все усиливающемуся обстрелу. Правда, только лишь из стрелкового оружия. Барабанная дробь попадающих в поезд пуль заставила всех пассажиров «исполнять инструкции»: все должны были лечь на пол и прикрыть голову руками. Бог мой! Но я ведь только-только уснул. Где наша не пропадала? Спать во время неимоверного грохота я научился, еще служа на практике после второго курса в артиллеристской части. Я закрываю глаза… В купе врывается мой сопровождающий и орет, чтобы я лег на пол.

— Не могу… отстаньте…

— Выполнять! Я тут старший по званию!

Бросаюсь на пол. Закрываюсь одеялом и… пытаюсь заснуть.

— Если что — я рядом — Мой сопровождающий уже не так настроен поговорить на местном языке. На языке местных аборигенов. Факт.

Затем в купе вползает женщина-проводник, одетая полностью по форме «к бою». На ней каска, очки, защитные щитки, женский нагрудник — выглядит смешно, он один на всех женщин-солдат — стандартный, и сиськи там сделаны по самому женскому статистическому максимуму. Все женщины в этих нагрудниках выглядят очень возбуждающе. Но узнаешь ты это, лишь если перестаешь принимать «антисекс».

Женщина какой-то специальной проводницкой отверткой пытается закрыть на окне моего купе стальные жалюзи, но вагон при этом очень сильно болтает — поезд едет на пределе своих скоростей, и ей мало что удается. Откуда-то спереди приближаются к нам стуки: бах, бах, бах — это пули сопротивленцев попадают в наш вагон. Одна пуля влетает в мое окно, туда, где было стекло, а не туда, где окно было открыто. Женщина падает на меня, да так, что моя голова оказывается аккуратно между ее двух пластиковых сисек!

Некоторое время я думаю, что она ранена или убита, но нет. Она просто упала на пол, пытаясь себя обезопасить.

— Извините!

Наконец-то ей удается опустить металлические защитные жалюзи, и она выползает из моего купе.

Приперается сопровождающий и выселяет меня из моего купе — тут много осколков, а у меня приказ доставить тебя целым и невредимым. Издавая стоны, перехожу в его купе. Плюхаюсь на кушетку. И завертываюсь снова в свое одеяло.

Я

Хочу

Спать.

15. Через какое-то время к нашему поезду подлетают вертолеты сопровождения. Время от времени они перестают двигаться за бронепоездом, но, зависши на месте, посылают во тьму огромное количество ракет. Ракеты попадают куда-то, и все вокруг на какое-то небольшое время освещается сильными вспышками. Затем мы где-то останавливаемся, и по вагонам в большом количестве начинают расхаживать солдаты. Они, стоя в коридоре, опускают окна на минимум и, устроившись с автоматом — на одно окно один солдат, — усаживаются на откидные стульчики. Время от времени кто-нибудь из них встает и начинает осматривать окрестности в прицел ночного видения своего автомата.

Время от времени они все начинают дружно стрелять.

Я слышу это сквозь сон.

Затем солдат сняли с поезда, а через некоторое время так же и вертолеты сопровождения нас покидают.

Я все это слышу сквозь сон. Но все равно — я сплю. Только через несколько лет мне сказали, что практика в артиллеристских частях организовывается для курсантов специально для того, чтобы они умели глубоко спать даже при самом громком шуме.

Ну вот, а мне казалось, что для того, чтобы мы потаскали сорокакилограммовые снаряды для САУ. Вот незадача.

Жалюзи опущены, в купе душно, я включаю кондиционер, становится холодно, но при этом все равно душно. Приходит полупьяный сопровождающий, ему хочется поговорить. Он начинает мне рассказывать о своей карьере, о том, как долго «разрабатывал» Францию… он говорил о том, что во Франции очень сильно сопротивление нашим войскам оттого, что она сильно пострадала во время активных боевых действий, что это неправильно, когда только лишь из-за нескольких тысяч протестантов-гугенотов, уничтоженных несколько столетий назад, вопреки всему здравому смыслу страна подвергается более жестокому военному давлению, чем иные страны.

— Ну почему же с Германией смогли поступить более правильно и корректно? Только лишь потому, что она — родина Лютера?

Ну да, мы же теперь — протестанты.

Как говорил вождь России, возникший на заре двадцать первого века и мой полный тезка: «Свет этому миру».

На самом же деле, я думаю, просто французы сумели вовремя сообразить, что нужно надевать противогазы.

16. В конце двадцатых годов двадцать первого века «группа товарищей» под предводительством моего полного тески взяла власть в свои руки в России. С тех пор, как говорят, мы живем по-новому.

А до «Великой протестантской революции» страна, как говорят, была православной.

Не знаю, что это такое и что это значит.

Но и протестантом, наверное, меня можно назвать с большой натяжкой. Довольно долго таблетки «антисекса» назвали (официально) «таблетки святости».

По-моему, это смешно.

17. Часам к трем дня прибыли в Париж. Пока наши оккупировали этот город, никто, почему-то не заботился о символе этой страны — Эйфелевой башне. Ну, не до того было. О том, что символ Парижа, а равно, наверное, как и всей Франции давно и глубоко заржавел, не говорилось. Пока шли бои за Елисейские поля, башня рухнула. Многие увидели в этом предзнаменование свыше — дескать, конец пришел Франции полный! Эйфелеву башню наши СМИ называли (по-моему ассоциация глубоко неверная) новой башней Силоамской. И вообще, уже лет как тридцать любимое дело нашего телевидения — цитировать Библию Но где-то я слышал, что их к этому просто элементарно принуждают.

18. Меня опять встречали — ну и вообще все было похоже и на Берлин и на Бонн, меня отвезли в ГРУ Западного фронта. А после мне сообщили, что я должен встретиться с маршалом Мирошниченко. От этого у меня душа ушла в пятки. Великий Мирошниченко! Всемогущий, почти бог, некогда даже знавший вождей нашей революции. Ах-ах!! Как мне сказали, он знает о моей миссии и лично контролирует ее.