Книга Мой нежный варвар - Джудит Френч

— Это оскорбление для нас, — заявила Берениса.

Артакама бросила обезьянке виноградинку. Зверушка подхватила ее и сунула в рот. Египетская царица рассмеялась.

— Не сердись на него, Берениса. Он все же чище, чем эти грязные попугаи.

— Я не для того пригласила тебя сюда, чтобы ты оскорбляла моих попугаев. Это серьезное дело. Когда он в последний раз входил в твои покои или же звал тебя к себе?

Артакама зевнула и протянула ногу рабыне, которая начала втирать в нее ароматическое масло. Эта египтянка отказывалась носить надлежащую греческую одежду, предпочитая сорочку из тончайшего льна и прозрачную тунику. Поэтому, когда она совершала какие-то движения, все, даже самые интимные части ее тела были великолепно видны.

Берениса покраснела и отвела взгляд. Конечно, вид обнаженных слуг был ей привычен, но уж если царица не дорожила своим достоинством, то это было оскорблением для всех приличных женщин! Артакама, хоть и дочь фараона, была всего лишь раскрашенной египетской потаскухой.

Юная нубийская рабыня предложила им вино в голубом стеклянном сосуде, украшенном листьями лотоса. Берениса взяла налитый до краев кубок и знаком руки отослала служанку. Артакама откусила от дольки дыни… Гречанка с трудом сдерживала негодование: у ее соперницы даже не хватало самолюбия, чтобы осознать их общую беду. Казалось, египтянка вообще не слышала, что ей говорилось. Подавив гаев, Берениса сделала еще одну попытку.

— Ты не понимаешь, что это значит…

— Наш царь имеет право развлечься, когда ему этого захочется, — промурлыкала Артакама. — Я не понимаю, почему ты видишь угрозу.

— Она приплыла на корабле из Греции. Он приказал избавиться от врача, сопровождавшего ее. Зачем? Что она за птица, чтобы держать ее существование в тайне?

Танцовщицы закончили представление. Артакама улыбнулась и, сделав знак одной из прислужниц, бросила главной танцовщице золотое кольцо. Щебеча, как птицы, девушки поклонились и упорхнули.

— Проследите, чтобы их накормили, — сказала Артакама служанке. — Они порадовали меня. Пообещайте им, что я поведаю об их мастерстве его величеству.

Некрасивый трасианский поэт отправился за танцорами. Артакама протянула другую ногу для массажа. Обезьянка вскочила на стол и стащила фигу. Берениса осушила кубок и приказала принести еще вина.

— Так что, ты ничего не станешь предпринимать? Ты одобряешь эту потаскуху?

Глаза египетской царицы, подведенные сурьмой, расширились от удивления.

— Сейчас жарко, дорогая сестра. Музыка так приятно звучит, а дыни самые сладкие из тех, что я пробовала в этом году… Зачем портить чудесный день переживаниями по столь ничтожному поводу? — На ее полных губах промелькнула улыбка. — Мы с тобой его жены, Берениса. А она ничто, игрушка на пару вечеров. Разве можно лишать его развлечений, когда его бремя так тяжело?

— Нам угрожает опасность, — ответила Берениса. — Он…

— Подожди, — сухо сказала Артакама. — Ты все это время говорила, а теперь, сделай милость, дослушай меня до конца. Война, голод, болезни — вот серьезные вопросы. При нашем царе Египет стоит прочно и Александрия сияет, как путеводная звезда в темную ночь. Наш муж основал библиотеки, университеты, а также великолепную усыпальницу в честь Александра Македонского. Ученые мужи съезжаются сюда со всего мира. У Птолемея могучая и непобедимая армия, его корабли правят морем, цари замирают, когда его послы являются к ним. Всего этого достиг наш господин. И ты рискнешь навлечь на себя его гнев из-за любовницы?

— Я не боюсь его, — резко ответила Берениса.

— Не боишься? — Артакама откинулась на подушки и закрыла глаза. — Тебе следовало бы его бояться, дорогая сестра. Все мужчины непредсказуемы, а цари особенно.

В это время во Дворце голубого лотоса Птолемей и Майет расположились друг против друга на ложах у бассейна, в котором отражался сад. Они провели день, беседуя и играя в сенет[2]. Она была еще слаба, однако с каждым днем к ней возвращался вкус к жизни. Она с нетерпением ждала прихода Птолемея и сегодня чувствовала себя прекрасно. Когда он был рядом, обаятельный и нежный, она почти забывала о том, что жизнь началась для нее лишь несколько недель назад, а все, что было до того, терялось в сером тумане.

Почти все… кроме повторяющихся снов, волновавших и беспокоивших ее. Ей снились два человека… один золотоволосый… другой черноволосый и дикий… и плач ребенка, которого ей не удавалось увидеть. Каждый раз ей казалось, что это вот-вот произойдет, но когда она открывала глаза, не было ничего, что напоминало бы ее видения. Ничего, кроме пустоты…

— Майет! Вы устали? Может, позвать слуг…

— Нет, не надо, — ответила она, не желая покидать этот великолепный сад, полный пения птиц, журчания фонтанов и шуршания пальмовых ветвей. — Я хорошо себя чувствую. Я хотела бы закончить игру. Пожалуйста!

Каждый из них уже по разу победил, и сейчас у Птолемея оставались всего две клетки до победы.

— Ваш ход, — сказал он, предлагая Майет бросить колышки. — Но вы все равно уже проиграли, госпожа. Пора это признать! — Он знаком велел двум рабыням, державшим опахала из страусовых перьев, удалиться.

— Нет! — возразила она, поднесла колышки к губам, поцеловала их для удачи и бросила на стол. — Ну вот! — закричала она, торжествуя. — Тройка! Я выиграла.

— Вы нечестно играли, — поддразнил он ее.

— Нет, честно! В сенете обмануть невозможно.

Он засмеялся, и она снова подумала, как он обаятелен: он не походил на классические статуи, но был силен, а светлые волосы, мужественный подбородок, яркие глаза на загорелом лице делали его очень привлекательным. Его широкие плечи и мускулистые руки выигрышно смотрелись в элегантном греческом хитоне и расшитой серебром мантии. Лишь немногим мужчинам, носившим гиматий — верхнее одеяние со множеством складок, удавалось не выглядеть тучными и напыщенными, но на стройной фигуре Птолемея он сидел великолепно.

— Нет ничего невозможного, — произнес он. — Я здесь правитель. Если я говорю, что вы обманываете, то вы заслуживаете наказания.

Он шутливо запустил в нее двумя виноградинками. Она пригнулась, и они упали в бассейн.

— Стыдно нападать на беспомощную женщину. А еще великий царь! — Она бросила в него виноградинку и торжествующе вскрикнула: она попала прямо в лоб.

Птолемей схватился за голову и драматически застонал.

— Повержен в расцвете сил!

— Так вам и надо! — засмеялась она. — А я никогда не обманываю.

— Все женщины обманывают. — Он по-мальчишески улыбнулся, и ее охватило приятное чувство безопасности. — Пока верят, что смогут выйти сухими из воды.

— Лжец!

Улыбаясь, он встал и присел на край ее ложа.