Книга Пластилиновая жизнь. Клокард - Игорь Алимов

Ну что же… Спецнабор «Фантомас» прекрасно справился с испытаниями в сложных полевых условиях: моя бронзовокожая рожа практически не повредилась во время беспробудного сна. Все на месте – и кустистые брови, и усы, и контактные линзы, и маска ничуть не сдвинулась… Вот только немного съехала эта дурацкая, прилепленная на шею микросхема, призванная менять тембр голоса с настоящего на приятный. Небольшая конструктивная недоработка, и мы это потребуем устранить. Позднее. Когда вернемся к легальной жизни.

Я привел себя в порядок и даже почистил зубы – настоящие, собственные, а не те вставные вампирские клыки, которые были предусмотрены стандартным комплектом «Фантомаса», – натянул сапоги и, проверив оружие, двинулся вниз по лестнице, томно обмахиваясь шляпой.

В общем зале пивной было многолюдно, но далеко не все из собравшихся пили пиво – большинство, обмениваясь приветствиями и дежурными репликами, столпилось у окон и выхода, явно ожидая появления главных фигурантов предстоящего дуэльного действа. В углу, за маленьким специальным столиком толстый очкарик в развесистой шляпе потел, принимая ставки.

– Доброе утро, сэр! – улыбнулся мне Штайнер-младший, свежий как огурчик (будто это не он пытался вчера на сон грядущий исполнить для меня баварскую народную песню, но все время забывал слова! хорошая все же у сына своего отца печень…). И хотя вчера Вальтер называл меня запросто «Люк», утром он снова надел маску природной учтивости. – Как спалось, сэр? Не желаете ли яичницу с беконом?

Яичницу я желал, даже очень, и в ожидании трапезы взгромоздился на вчерашнюю, уже освоенную и прирученную табуретку.

– Стреляться будут? – кивнул я на собравшуюся толпу.

– Точно, сэр, – подтвердил Вальтер, споро наливая пива ярко выраженному ковбою в длинном, несмотря на жару, плаще. – Уже скоро.

– А из-за чего все вышло?

– Трудно сказать, сэр. – Штайнер выдал жаждущему кружку и придвинулся ко мне. Добавил тихо. – Поговаривают, у них возникли разногласия на почве электроники. – На последнем слове Вальтер слегка поморщился. – Если раньше люди стрелялись по существенным поводам, то нынче дерутся из-за всякой ерунды!

– Не скажите, сэр! – Я принял громадную тарелку с глазуньей и пятью крупными ломтями жареного бекона, посыпанными кари. – Электроника – это важно. Она прочно вошла в жизнь и уже стала существенной ее частью. Так что если кто-то не сошелся во взглядах на диаметр сечения каких-нибудь там проводов, то в наши дни это вполне достойный повод, дабы обнажить стволы. Вы меня понимаете?

Вальтер неопределенно хмыкнул и отошел к очередному клиенту.

…Едва я покончил с последним куском бекона, как на улице послышались крики, которые Штайнер-младший прокомментировал кратко: «Шериф приехал!»

Шериф действительно уже стоял напротив входа в «Пауланер», рядом с одноместной, запряженной белой лошадью коляской: квадратный джентльмен в длинном черном сюртуке, украшенном справа шестилучевой, сверкавшей на солнце звездой – символом полномочий, в белейшей жилетке, в сложно завязанном шейном платке приятного кремового цвета и в черной шляпе с высокой тульей. Лицо у шерифа было трудное – кусок веками обдувавшегося свирепыми ветрами красного гранита, со всеми сопутствующими этой горной породе пятнами и прожилками, а также тремя узкими щелями: одна подлиннее – практически безгубый рот и над ним белые пшеничные, агрессивно топорщащиеся усы, и две покороче и пошире – в них сверкали черными бусинами, цепко озирая внешний мир, маленькие живые глазки, прикрытые сверху мохнатыми, тоже пшеничными бровями.

С тех пор, как я его видел, шериф постарел.

Вместе с прочими посетителями я вышел из пивной и пристроился сбоку от коновязи: отсюда открывался неплохой обзор, а нависающий козырек давал убежище от палящих лучей полуденного солнца.

Вдоль домов с обеих сторон улицы равномерно распределились переговаривающиеся зеваки обоего пола, а в середине – метрах в пятидесяти друг от друга – застыли дуэлянты. Здоровый, грубого вида мужик в потрепанных, заправленных в сапоги джинсах, ковбойке, несвежем, кое-как повязанном шейном платке и с небритой три дня минимум рожей (круглый блин с бесформенным носом картошкой), по которой не съездил бы от души только очень ленивый, скалился отвратительной улыбкой пожирателя младенцев, а налитые кровью глаза так и впивались в застывшего напротив соперника. Правая рука нетерпеливо подрагивала рядом с «магнумом» на боку – единственной вещью, к которой владелец относился бережно и даже с любовью. Типичный Гарри Янкерс.

Проследив его взгляд, я с удивлением обнаружил, что стреляется Гарри совсем даже с женщиной. То есть «какой-то Цуцулькевич» оказался дамой примерно моего – если меня не подводит зрение, а уж опыт по этой части у меня богатейший, можете поверить! – возраста, невысокого росточка, светловолосой – непослушные пряди выбивались из-под широкополой шляпы – миловидной и даже, возможно, красивой, если бы не блаженная, благостная улыбка (которую другой, поспешный на выводы человек, назвал бы, быть может, идиотической) и не аура глубокой доброжелательности к окружающему миру во всех его проявлениях, ощутимо окружавшая дамочку, и если эта аура не была видна простым глазом, так только потому, что являлась, вне сомнения, весьма тонкой материей.

И вот это хрупкое – разглядеть подробности мешало расшитое несусветными индейскими орнаментами пончо – совершенно не от мира сего существо спокойненько и даже расслабленно стояло себе посреди пыльной улицы, напротив монстра с хорошо вычищенным «магнумом» и мирно ждало, когда его застрелят!

Я огляделся: зрители вполголоса обсуждали противников, не позволяя себе однако же ничего лишнего, и спокойно ждали развязки кровавой драмы, что вот-вот начнется на их глазах. Ни на одном лице я не заметил даже признаков возмущения происходящим! Удивительно. Потому что в метрополии уже нашлось бы полтора десятка человек, безо всяких разговоров заменивших бы собой приготовившуюся биться на дуэли даму, даже против ее воли. И я, наплевав в душе на зарок не привлекать внимания, уже совсем изготовился было выйти на огневой рубеж, как прямо над ухом прозвучал вкрадчивый голос:

– Не желаете сделать ставку?

Живо обернувшись, я обнаружил сзади давешнего толстяка; от него остро пахло потом и чесноком; в руках пузан держал пачку мятых долларов и книжку отрывных билетиков.

– Сэр? – Толстяк сладко улыбнулся и поправил сосиской пальца очки на влажном носу.

– Да, пожалуй… – протянул я, усилием воли возвращаясь к действительности. – Двадцатку на даму.

– О, сэр! – Хилые брови очкарика изумленно поползли вверх. – Это ваше дело, сэр, но… Вы уверены?

– Совершенно! – кивнул я и оскалился. – Абсолютно. Люк Аттертон всегда уверен в том, что делает. Ну так что, вы принимаете ставку или как?

Толстяк сочувственно вздохнул и посмотрел на меня как на душевнобольного, а одного этого в Клокарде было достаточно, чтобы вызвать наглеца прогуляться к барьеру или вообще без разговоров закопать позади конюшни; но я списал недостойное поведение местного букмекера на охватившее его волнение. К тому же я не заметил у толстяка ни пистолета, ни револьвера: непонятно, как его вообще пускают в приличные места? Быть может, он вообще не джентльмен?!