Книга Осторожно! Мины! - Александр Шакилов

Зря все-таки молодых запрягают в повозки. Молодой – он же добытчик, от него и мясо, и клубни из металла. Он и разведчик, и детей умеет делать. А значит, его беречь надо и всячески ублажать. И ни в коем случае не подпускать к тяжелой работе вроде перетаскивания бизоньих туш! А старики… А что старики? Никакой пользы, вот и тянули бы лямку. Стариков не очень и жалко – рассядутся, понимаешь, семечки лузгают, а ты тут надрываешься… да уж…

Глупости это, конечно. Но побурчать-то можно?

Пахло свежим мясом.

Хохотушка Стальная Пустельга вспорола бизону брюхо, вывалив внутренности в подставленную корзину. При этом она подмигнула Стасу и высунула язык, мол, я не твоя, есть у меня муж, а ты себе локти кусай. А ведь Сокол никогда не оказывал ей особых знаков внимания. Подумаешь, лет пять назад подарил связку беличьих шкурок да букет орхидей.

– Здравствуй, Старый Сокол. Ты как? Устал небось?

Старый Сокол – это Стас, его полное имя: СТАрый Сокол. Стас – сокращение для удобства. Повелось так: Стас и Стас. Как Лиза на самом деле Липкая Земля. Но никто Лизу Липкой Землей не называет, все Лизой зовут. И Длинного Пальца только Длинным Пальцем величают или просто Пальцем, хотя можно и Длипой, но он обижается и дерется.

А драться со своими – последнее дело. Если друг дружку бить всерьез, кто ж тогда с Обожженными Бедрами воевать будет, когда те придут за скальпами така?

Повозки, повозки, повозки… Стас шел в начало каравана, туда, где под одеялами спала Лиза. Стас ее любит. Очень-очень.

Обнять бы, прижаться, поцеловать в алые губы, потереться щекой о щеку…

И вдруг – вспышка.

И сразу – тьма.

Он даже не понял, что случилось.

* * *

Когда по левую сторону тропы взорвался чемодан[18], Стас проходил мимо. Ему просто не повезло: оказался не в то время, не в том месте.

Обычно мины ждут свою жертву. Но не чемоданы – они плодоносят смертью, когда им вздумается: взрываются, разбрасывая болты, гвозди и всякий мусор, которым начинены, на сотню метров вокруг.

Каждый день в междутропье выпускают лучших ищеек, чтобы выискивали побеги чемоданчиков. Но несмотря на все старания, один такой овощ дозрел и взорвался. Три болта продырявили куртку Стаса, гвоздь-соточка шмелем впился в плечо, гайка порвала мышцы на бедре, шуруп расцарапал лицо. Но Соколу уже было все равно: он потерял сознание – контузило ударной волной.

Вернулся Стас из страны духов лишь под вечер, в своей квартире.

Немилосердно раскалывалась голова. Борясь с тошнотой, он приподнял голову – на миг ему показалось, что кусок затылка остался на подушке. Ощущение было столь реальным, что Стас с испугом ощупал череп от виска до виска и лишь затем облегченно выдохнул: всё на месте.

– Проснулся, соня? – Мама хлопотала у буржуйки, пахло печеной картошкой.

Тошнота – ерунда, если речь идет о том, чтобы наполнить желудок. Разговаривать не хотелось, потому Стас просто кивнул – и чуть вновь не потерял сознание.

– Сынок, поменьше резких движений.

Хороший совет.

Но Стас уже уплыл во тьму беспамятства.

* * *

– Как он? – Голосок приятный, нежный. Это Лиза. Она беспокоится, пришла проведать Стаса! Вот только он не может открыть глаза…

Мысли вязкие, как сосновая смола, и ленивые, как сытый пес: это же приятно, когда любимая девушка рядом, почти жена, почти-и-и…

Сон? Явь?

Жаль, веки будто склеились. Испарина на лбу.

– Не переживай, Липкая Земля, Стас парень крепкий, осилит хворобу-болячку. Он у меня ого-го! МОН-200[19], настоящий мужчина! Через пару деньков по междутропью бегать будет, как я по тропе хожу.

– Скорей бы. Завтра Праздник Урожая. Он вам не говорил… мы не говорили… Мы любим друг друга, пожениться собирались…

– Я знаю, Лизонька, знаю.

– Откуда?

– Сердце подсказало. – Слышен смех мамы. – Бывает же так, невесточка?

Голоса плыли, покачивались на волнах мутной реки, огибающей бетонные блоки. То тут, то там торчали из воды арматурные прутья, желтели кувшинки, чомга неспешно лавировала в камышах.

…голоса…

…тише, тише, ти-и-иш-ше-э-э…

Стас с трудом приоткрыл веко, тяжелое, как тротиловый эквивалент ядерного фугаса. Но увидел лишь потолок над собой. Лиза. Где Лиза?..

Жар усилился. Стас бредил: его швыряло в прошлое и в будущее, он бродил по междутропью и шептал песню целебной палатки:

– Mai yun’ asts ni vo’ ish; shi va’ tum ni vis’ tum… Силы духов, будьте благосклонны ко мне, сжальтесь надо мной, помогите мне.

* * *

Он проснулся задолго до рассвета.

Маясь от безделья, долго расхаживал по квартире – тихонечко, чтоб не разбудить маму, не потревожить отца. Он тщательно побрился мачете, позавтракал, выпил пару чашек травяного чая и выкурил трубочку свитграсса. А там и родители проснулись, с ними еще посидел на кухне, рассказал, что и как было на охоте.

А как было? Да как обычно, то есть нормально. Ну и отлично, сынок. И я о том же, папа.

А там и время обеда настало. Стас хорошенько поел и лег вздремнуть.

Разбудил его неимоверный шум: начался Праздник Урожая!

Погремушки и свистки, барабаны и трещотки – кто во что горазд, воины и старухи, дети и калеки, все дружно гремели, кричали и свистели. Сегодня никто не услышит кедровую флейту, украшенную перьями дятла. Влюбленным юношам не надо хитростью выманивать прелестниц для уединенных бесед – сами выйдут.

Стас оделся, вышел на лестничную площадку. Соседи пили брагу из больших чаш. Мужчины вплели в волосы перья, женщины вырядились в богато украшенные одежды. Хмельная радость овладела така. Люди обнимались, кружили в танце, хлопая в ладоши. Пожимая руки и целуя чужих жен в щеки, Стас спустился на первый этаж. Дозорные здесь изрядно захмелели от самогона. Свистки из орлиных костей, которыми призывают к бою, лежали на полках – бери, не хочу. Врагам нынче не до войны, враги сами не прочь попраздновать. Долой томагавки, даешь любовь! Даже шаман спрятал под тюфяк погремушки из черепов сусликов – нельзя гнать духов в такой вечер, пусть веселятся вместе с людьми, зла никому не будет.

Бей в барабан! В бубен бей!

Сколько така, столько и музыкантов. И у каждого свой ритм, своя песня!