Книга Необыкновенная - Мирна Маккензи

— Да, я не люблю быть в долгу, и меня тяготит вся эта ситуация, но я ценю, что вы могли бы выселить нас немедленно, но не сделали этого.

— Возможно, мне просто не хотелось попасть в газетные заголовки и привлечь всеобщее внимание в качестве скупого болвана, выбрасывающего стариков на улицу.

Дейзи заморгала, как будто подобная мысль никогда не приходила ей в голову, и Паркер едва сдержал улыбку.

— Об этом я не подумала, — сказала она, подтверждая его подозрения. — Поэтому вы нас и не выселили?

— Не знаю, — ответил он честно.

Такая мысль, безусловно, приходила ему в голову, но это, возможно, не было единственной причиной. Как и все, что касалось Дейзи, ответ не мог быть прост. Паркер поморщился.

Дейзи кивнула:

— Не буду допытываться, это все, зачем вы пришли? Сообщить о Ромео?

— Не совсем. — Порывшись в вещах тетки Матильды, он понял, что они мало что могут рассказать о ее прошлом, во всяком случае, ничего об ее отношениях с его семьей. Дневник свидетельствовал о беспорядочной жизни, но был начат сравнительно недавно. В последнее время она управляла свадебной часовней и опекала Дейзи и ее команду. Ничего не было ясно, и этот кусочек головоломки из его прошлого, а возможно, и ящик Пандоры, мог затруднить его расследование, в то же время делая его более увлекательным. — Мне бы хотелось расспросить вас о своей тетке.

Она опустила ноты, которые держала в руке.

— Конечно. Я любила Тилли больше всех на свете.

Это могло означать, что Дейзи постарается скрыть то, что ему необходимо знать. Это также могло значить, что расспросы о Тилли, вкупе с намерением выселить их, превращали его в одного из тех, кто нравился Дейзи меньше всего.

Эта мысль удивила его. Паркер привык, что не очень нравится людям, не слишком огорчаясь по этому поводу, и не задумывался об этом. К несчастью, Дейзи с ее горячей привязанностью к своим друзьям, с глазами, в которых отражались все ее эмоции, заставила его вглядываться в себя. Его это, безусловно, раздражало. Бессмысленное самокопание мешало ему сделать то, что нужно, и перейти к более важным вещам.

— Где мы можем поговорить? — спросил он. Они все еще находились в часовне, куда мог зайти кто угодно. — Кстати, вы не боитесь нежелательных посетителей? У вас открыто круглые сутки.

Дейзи пожала плечами:

— У нас свадебная часовня. Если мы запрем дверь, люди уйдут в другие заведения. Мы должны угождать нашим кл… людям.

— Я не имею ничего против слова «клиенты».

— Я имею. Приходя к нам, люди принимают очень личное решение. Они не воспринимают все это как покупку, даже платя деньги.

— И тем не менее вы едва не произнесли слово «клиенты».

Она вновь пожала плечами:

— Возможно, ваше дурное влияние. Я сегодня больше чем обычно думаю о деньгах.

Потому что он заставил ее посмотреть цены на жилье. Паркер почувствовал укол совести. И еще он испытал эротическое возбуждение, когда она заговорила о его дурном влиянии. Нет, его слишком сильно влечет к ней.

— Я никому не скажу, что вы употребили слово на «к».

Она устремила на него взгляд:

— Это вполне нормальное слово, и я раньше пользовалась им, но здесь оно не годится. Именно Тилли показала мне всю важность этих свадеб. Это эмоциональное событие, меняющее жизнь. Иногда мне неловко брать за него деньги.

Паркер едва удержался, чтобы не застонать. Как она собирается выживать в мире, где квартира стоит денег, если ей неловко брать деньги за услуги, которые она оказывает? Сидящему в нем бизнесмену захотелось взять ее за руку и прочитать лекцию о финансовых отношениях. Паркер немедленно подавил это желание. Он и так тратит здесь слишком много времени, и ей тоже, по-видимому, не очень хочется тратить время на него.

— Давайте поговорим о Тилли, — произнес он, возвращаясь к теме разговора.

— Тогда пойдемте в сад.

Паркер понял, что речь идет об островке зелени, где вчера проходил прием.

— Что вам известно о моей тетке? — задал он вопрос, выходя вслед за ней в крошечный садик.

— Она была очень щедрым человеком, — ответила Дейзи.

Да, разговор обещает быть нелегким. Но чего он ожидал? Дейзи, очевидно, была привязана к его тетке.

— Когда вы с ней познакомились?

— Мне было шестнадцать, девять лет назад.

Он опешил:

— Шестнадцать? Матильда удочерила вас?

Дейзи засмеялась:

— Ей бы это понравилось. Нет, она просто была женщиной, которая не могла пройти мимо подростка, который вот-вот попадет в беду.

Он ждал продолжения.

Дейзи взглянула ему прямо в глаза, набрала в грудь побольше воздуха и сказала:

— У меня были приводы, Паркер, я провела некоторое время в колонии для несовершеннолетних, бродяжничала и, наверное, опять бы туда попала, если бы Тилли не пригрела меня. Я не люблю рассказывать о своем прошлом, но оно неизбежно всплывет, если вы начнете собирать информацию о Тилли. Я не скрываю свое прошлое, просто не распространяюсь о нем. Хочу сказать, раз вы собираете информацию о Тилли, вам необходимо знать, какой великодушной она была. Она дала приют нам всем.

У Паркера перехватило дыхание.

— Вы хотите сказать, вы все преступники?

Она широко раскрыла свои прекрасные карие глаза:

— Нет, только я, у остальных свои проблемы, бродяжничество например. Тилли спасла нас.

Со слов Дейзи выходило, что Тилли была ангелом, но вчера она говорила, что Тилли была актрисой и не только, к тому же существует дневник и семья, вычеркнувшая ее из своих анналов…

— Я рад, что тетка вам помогла, но…

Дейзи посмотрела ему прямо в глаза:

— Но?

— Она же не была святой.

К его удивлению, Дейзи рассмеялась. Обворожительный смех. «Неуместная мысль», — напомнил он себе.

— Тилли пришла бы в ужас от мысли, что кто-то мог счесть ее святой.

— У нее была судимость? — быстро спросил он.

Дейзи не отвела взгляд:

— Не знаю.

Ее глаза не умели лгать. Она знала что-то, о чем не хотела говорить. Несмотря на упоминание о своем криминальном прошлом, она пыталась скрыть уголовное прошлое его тетки. Он понимал причину ее благородства, но ложь… как он ненавидел ложь. Он так дорого заплатил за нее.

— Я читал ее дневник.

— Не думаю, что в нем есть хоть капля правды.

— Почему нет?

— Тилли была не из тех, кто хвастается своими прегрешениями.

— Но дневник ведь не хвастовство, а попытка наедине с собой облегчить душу.