Книга Пятиозерье - Виктор Точинов

— Две тысячи. — Собеседник уже не спрашивал Горлового, просто ставил перед фактом.

Это превышало все мыслимые пределы — на порядок. И Горловой отмел странности и несуразности в рассказе Хайдарова. Предпочел не заметить. Не обратить внимания.

Хотя только что бес подозрительности вопил в его душе во весь голос: «Да как же так?! Да где такое видано?! Случайно ехали мимо, мальчику понравился ландшафт, — и нате вам, любящий отец тут же пристраивает чадо отдыхать в это самое приглянувшееся место?! Сразу, с лету, ничего не разузнав толком?!»

Но сейчас бес подозрительности умолк — очевидно, занятый пересчетом долларов в рубли по курсу.

— Устроят, — сказал Горловой, уверенный, что при любом раскладе хорошо наживется.

Начальник ДОЛ «Варяг» сильно ошибся. И — продешевил.

05 августа, 09:23, ДОЛ «Варяг», столярка

— Доброе утро, Николай Степанович!

Увидев Свету, Степаныч обрадовано улыбнулся. Это было редкое зрелище — улыбка на его лице, обычно нахмуренном, с глубокими морщинами на загорелой коже.

Света осторожно опустила кота на землю рядом с верстаком.

— Вот, получайте. Сошелся с Горловым на узкой тропинке и не хотел уступать дорогу.

Степаныч удивленно посмотрел на рыжего разбойника. Сделал приглашающий жест в сторону чурбаков, служивших стульями.

— Извините, Николай Степанович, побегу. Планерка у начальника, а мне надо еще в библиотеку заскочить.

И она исчезла из засыпанной стружками столярки.

Степаныч снова улыбнулся, — уже ей вслед. Ему казалось, что его младшая дочь выросла бы похожей на Свету. Выросла бы... Если бы успела с матерью и сестрой уехать восемь лет назад... Уехать с последней благополучно прорвавшейся из Цхинвала колонной беженцев.

А Света, уходя, вспомнила недавнюю сцену на дорожке и вдруг поняла: боевая стойка кота была направлена никак не на Горлового. Начальник лагеря стоял чуть-чуть, но в стороне. Объектом густо замешанной на страхе ярости Чубайса стал мальчик с волосами, белыми, как крыло чайки.

05 августа, 09:28, ДОЛ «Варяг», библиотека

«СЕГОДНЯ БИБЛИОТЕКА ОТКРО...» — Светин фломастер выписывал ровные крупные буквы, когда рыжим вихрем ворвалась незнакомая женщина.

— Светик! Приветик!! — радостно пропела она, ловко перегибаясь через библиотечную стойку и чмокая Свету в щеку.

Та сморщилась, как от зубной боли. Опять... Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять: это — Ленка. Ленка Астраханцева. Давнишняя подруга...

Ленка не поняла значения странной паузы, но что-то заметила.

— Чего грустишь? — И, не дожидаясь ответа, Астраханцева затараторила дальше: — Ты знаешь, Масик приехала сегодня утром, пока ты с Пробиркиным... хе-хе... бегала.

Кто такая Масик, вспоминать не пришлось. Воспоминания полностью вернулись. На какое-то время... Света спросила:

— Масик? Она же вроде где-то в Сибири?

Света с Масиком были знакомы между собой поверхностно, как и многие другие бесчисленные подруги Астраханцевой.

— Да ну, опять все та же история... — Ленка вздохнула, искренне опечалившись (впрочем, ненадолго). — Вроде старалась: косметики едва-едва, никаких мини; ну и за компьютером, как Бог, да еще два языка в придачу... И директор нормальным казался... здесь, в Питере... А приехали в Красноярск — такой же козел, как и прочие... Короче, ночью ничего не добился, а утром услал с каким-то поручением; вернулась в гостиницу — номер сдан, ни шефа, ни вещей, ни билетов, ни денег...

— Как же она выбралась? — Света представляла материальное положение семьи Масика, перевода на билет той ждать не приходилось.

— Да некогда выспрашивать мне было, оглоедов своих на завтрак вела... Ты приходи вечером, надо успокоить Масика, а то совсем никакая приехала... Кстати, Клайд сегодня заскочит, он новый альбом сочинил, один, без «Пном-Пеня», споет...

— Ну-у, — задумчиво протянула Света, в отличие от Ленки она от общения с Клайдом в восторг не приходила, и, чтобы сменить тему, спросила:

— А что за срочное собрание у Горлового?

— Это насчет бумаги из УО. — Астраханцева, как всегда, узнавала все раньше всех. — Получил наш Вадим Васильевич вчера циркуляр насчет усиления военно-патриотического воспитания. Пятнадцать лет не вспоминали, однако... Предписано растить героических солдат для любимого президента: наглядная агитация, встречи с ветеранами... А гвоздь программы — возрождение «Зарницы». Короче, мальчишки будут бегать по лесу с деревянными автоматами под командой Закревского и Доктора; а мы... а мы засядем шить чепчики, чтобы было что кидать в воздух при встрече героев...

Прозвучала наверняка цитата, очень знакомая, хоть и слегка искаженная... Но откуда? Не вспомнить... И Света решила (далеко не в первый раз) все-таки проконсультироваться с врачом.

Ни одного из предыдущих решений в жизнь она не воплотила.

Ретроспекция. Астраханцева

Давно, в конце восьмого класса, Ленка Астраханцева глянула в зеркало и с редкой самокритичностью поняла, что красивой ей не стать никогда.

Высокий лоб был слишком узким; непропорционально расширяющееся книзу лицо дисгармонировало с маленьким ртом и подбородком — тоже узким; длинноватый, отнюдь не классической формы нос чересчур приближался к верхней губе, по любым меркам излишне тонкой; веки — тяжелые, словно набухшие изнутри — придавали взгляду мрачное выражение... Словом, победы на конкурсах красоты Ленку никак не ожидали.

И даже волосы красивого золотисто-рыжего оттенка росли редко, вынуждая подолгу возиться с расческой и лаком перед любым выходом из дома. А фигура... на фигуру она давно уже перестала обращать внимание, решив, что выигранные жестокой диетой граммы никак не окупают перенесенных страданий...

Сделанное открытие у Ленки особых моральных терзаний не вызвало и комплекса неполноценности не развило. Отметив сей безрадостный факт, Астраханцева постановила пойти другим путем: она решила стать умной. И не просто умной. Желательно — еще и талантливой.

Задача оказалась непростой, тем более что наследственность не предрасполагала: мать — простая учительница, тонущая в беспросветном болоте тетрадок, диктантов и сочинений; отец — добрый, мягкий, всегда и всем готовый помочь пролетарий, но медленно спивающийся.

Ленка с младшей группы детского сада отличалась редкой целеустремленностью и умением добиваться своего. Она запоем читала — книги исключительно умные, детективы и фантастика были исключены по определению; она ворвалась в околобогемную тусовку, настойчиво заводя знакомства с непризнанными поэтами и рок-музыкантами (порой доводилось пообщаться и с настоящими). Она мелькала среди кухонных философов, запросто жонглирующих Юнгом и Хайдеггером — и научилась у них гладкословно оперировать звучными красивыми терминами.