Книга Ковбой - Александр Бушков

Вот только никак нельзя к герру Виттенбаху переселяться,будь он трижды настоящий и озабоченный исключительно собственным процветанием.В некоторых отношениях его роскошный особняк в этом самом Гарлеме можетоказаться форменной тюрьмой. Как прикажете мотивировать перед гостеприимнымихозяевами желание незамедлительно отправиться в Вашингтон? Выдумать некоенеотложное дело? Ну, а как сам Бестужев поступил бы на месте своего амфитриона?Он прикрыл глаза и явственно услышал уверенный басок Виттенбаха:

— Лео, мальчик мой, но вы ведь не знаете ни словечкапо-английски и совершенно не ориентируетесь здесь!

Да, что-то вроде этого и придется услышать. Заботливый геррВиттенбах либо предложит поручить это самое дело кому-нибудь из своих надежныхслужащих, либо без задней мысли отправит с Бестужевым своего человека, откоторого еще предстоит как-то отделаться…

И еще одно соображение, сущая угроза…

Дельцы везде одинаковы, что в Старом свете, что в Новом.Вряд ли Виттенбах, обуреваемый наполеоновскими планами, позволит своемудорогому гостю прохлаждаться долго. Денек-другой, не более — а потом он,несомненно, захочет вдумчиво и обстоятельно поговорить о делах, призовет своихинженеров, у него на службе наверняка немало толковых электротехников — а ужперед ними нечего и пытаться изображать настоящего Штепанека, разоблачениепоследует практически молниеносно, и каковы будут последствия, предугадатьневозможно.

Нет, никак нельзя к Виттенбаху… Коготок увязнет — всейптичке пропасть…

Кое-какие планы у него имелись — и они вовсе не выгляделинесбыточными. Немного авантюрой отдает, но лишь самую чуточку. Единственныйнедостаток — полное незнание языка, но это не столь уж и роковое препятствие…

Охваченный нетерпеливой жаждой действия, он, хотя и былголоден, к роскошному обеду почти не притронулся, съевши лишь фазанью ножку иотпробовав того-сего — зато рейнвейн прикончил до последней капли, что придалоему уверенности. Раздавив в пепельнице очередной окурок, решительно нажалкнопку. Почти сразу же появилась фройляйн Марта, окинув взглядом поднос,сказала укоризненно:

— Лео, так не годится. Вам следует восстанавливатьсилы… к тому же обед так прекрасен… Вы же ничего почти не съели!

Бестужев виновато улыбнулся:

— Как ни пытаюсь, не могу заставить себя проглотить ещехоть кусочек. Быть может, это на нервной почве?

Задумавшись ненадолго, фройляйн Марта кивнула:

— О да, после потрясений, подобных вашему, возможнысамые разные нервические реакции… Ну что же, не буду настаивать, возможно, вамвиднее… — она вдруг уставилась на Бестужева совершенно новым, загадочнымвзглядом: — Лео, мальчик мой, скажите откровенно: у вас ведь все благополучно?Ну, скажем, в области личной жизни? Случается, что молодые люди попадают внешуточные хлопоты на почве молодых деви… о, я не имею в виду, что при этомвиноваты сами молодые люди… Всякое случается, жизнь полна сложностей…

— О господи! — искренне вздохнул Бестужев. —Что вы имеете в виду, дражайшая фройляйн Марта? Честью клянусь, у меня нет и неможет быть никаких неприятностей, тем более связанных с молодыми девицами. Явпервые в этой стране, не могу никого здесь знать — кроме больничного персоналаи герра Виттенбаха…

— Правда?

— Богом клянусь! — решительно сказал Бестужев.

Фройляйн Марта наставительно сказала:

— Лео, это большой грех — ручаться по пустякам именемБожиим, так поступать не следует…

Бестужев виновато пожал плечами:

— Ну, я просто не знаю, чем мне еще поклясться… У менянет и не может быть никаких неприятностей здесь, тем более связанных с молодымидевицами. Все знакомые мне девицы остались в Европе, ужасно далеко отсюда…

— И у вас здесь, в Нью-Йорке, нет никакой кузины?

— Господи, откуда?! — искренне изумился Бестужев.И почувствовал нехорошую тревогу. Спросил напористо: — В чем дело?

— Так-так-так… — задумчиво произнесла фройляйнМарта. — Не зря эта особа сразу показалась мне подозрительной, как-никак ямогу похвастать большим жизненным опытом, коему я обязана не столько возрастом(положительно, она усмехнулась кокетливо!), сколько своей работе… Многоепришлось повидать и выслушать…

— Уж не хотите ли вы сказать, что меня разыскивает какая-тодевица? — улыбаясь с самым беззаботным видом, поинтересовался Бестужев,внутренне напрягшись нешуточным образом.

— Да, именно так и обстоит…

Бестужев выругался про себя последними словами. Итак, еговсе же достали… Существовала одна-единственная девица, способная наводить вАмерике справки о нем… точнее, об инженере Штепанеке. Значит, она тожеблагополучно достигла «Карпатии» — и, судя по всему, ничуть не расхворалась.Списки спасшихся с «Титаника» доступны всем и каждому, широко обнародованы…Совсем нетрудно было взять след, ведущий в госпиталь Святого Бернарда, а оттудав эту лечебницу — уж конечно, никто не делал из переезда сюда Бестужева тайны,с чего бы вдруг?

Как любил выражаться покойный Лемке, события пришпорены…

— Могу я знать подробности?

Фройляйн Марта с невозмутимым лицом сказала:

— Видите ли, Лео… Вокруг больницы уже второй день, я бывыразилась, рыскает некая крайне настойчивая девица. Называющая себя вашейкузиной, Елизаветой Штепанек. Она настойчиво просила допустить ее к вам, ясначала так и собиралась сделать, но вскоре передумала…

— Почему?

— Как вам объяснить, Лео… Что-то в ней менянастораживает. Начнем с того, что это типичная американка, ни слова не знающаяпо-немецки, — а ведь вы здесь впервые, вы никогда в Америке прежде не бывали,и если, как она уверяет, вы с ней были друзьями детства, она обязана была житьв Австрии и знать немецкий… Да и ведет она себя не вполне так, как подобало былюбящей кузине, озабоченной судьбой родственника. Двое служителей говорили мне,что она пыталась, соблазняя их деньгами, выведать, как вы выглядите, каков вашцвет волос, глаз, сложение — одним словом, выпытывала о вашей внешности, чтоопять-таки странно для близкой родственницы…

«Великолепно, — подумал Бестужев. — Умозаключения,сделавшие бы честь хорошему сыщику. Что ж, фройляйн Марта права: независимо отвозраста, серьезным житейским опытом и сметкой обладают больничные сестры,служители в гостиницах и тому подобная публика, слишком многого им пришлосьнасмотреться и наслушаться, любой жандарм знаком с этими нехитрыми истинами инепременно их учитывает в работе…»

Ну конечно же! Она не знает, кто именно из двух выступаетпод именем Штепанека — с равным успехом можно в ее положении допускать обаварианта. Вот и пыталась…

Фройляйн Марта продолжала:

— Наши служители — люди дисциплинированные иответственные, истинные немцы. Они прекрасно понимают, что им не след братьденьги у сторонних людей в обмен на рассказ о больных. Это неправильно, этонепорядок… Поэтому оба, и Густав, и Михель, сразу же доложили мне об этойстранной особе. Потом я сама с ней встретилась — и, как я уже говорила, онавызвала у меня определенное недоверие. Сегодня утром она снова появлялась ипредложила деньги уже мне, — фройляйн Марта величественно выпрямилась,скрестив руки на груди. — Пришлось изложить этой прилипчивой особе моиморальные принципы… о, разумеется, в выражениях, не нарушающих правилаприличий… Она, ничуть не смутившись отповедью, предложила мне вовсе ужнесуразную сумму… — монументальная фройляйн фыркнула. — Боюсь, мнепришлось все же выйти за рамки приличий, но самую чуточку…