Книга На качелях любви - Галия Мавлютова

– Даша, мы долго обсуждали проблему и решили, что тебе нужно... – начала свой монолог Лариса Петровна, но я нарушила его, ведь вторая половина фразы властной женщины всем отверженным давно известна: «написать заявление об уходе».

Кто хоть однажды побывал в шкуре неблагополучного и отвергнутого, тот знает все тайны звуковой шифрописи.

– Лариса Петровна, я уже нашла письмо, прочитала, вошла в курс дела и готова ехать в командировку! – каким-то чересчур звонким пионерским голосом выпалила я.

И в переговорной камере наступила тишина. Про такую говорят – мертвая. Если они сейчас спросят, что в этом чертовом письме – я непременно упаду в обморок, причем настоящий, не придуманный. Упаду и не встану. Пусть сами меня поднимают. Они же хотели вкусного десерта. Я-то знать не знаю, о чем идет речь в этом поганом письме.

– Ну и Даша-Даша, – послышался чей-то голос в тишине. – Всех удивила. Блеснула и ослепила. Звезда вы наша – Даша.

Олег Александрович Зимин явно издевался надо мной. Его голос звучал едва слышно, почти шелестел, но в нем переливались все оттенки сарказма и издевки. Олег Александрович снизошел в своих шутках до мелкой сошки. Великодушно и – впервые. Обычно он не позволяет себе подобных вольностей. Присутствующие переглянулись, ведь десерт оказался с крыльями. Пурх – и улетел! Поддержка генерального пришла вовремя. Ежели шутит высокое начальство, подчиненные обязаны сменить гнев на милость.

– Даша, иди, оформляй командировку, ты едешь в Иваново, – тяжело и шумно вздохнув, сказала Марина Егоровна.

Из рук женщины-воина ускользнула верная добыча. Марина Егоровна не успела положить на язык даже маленький кусочек десерта. И все шумно выдохнули, вторя Марине Егоровне, – с облегчением, хором и одновременно. Получилось смешно, будто в зале заседаний вдруг спустил огромный футбольный мяч. Пьяным шмелем я вылетела за дверь и, прижавшись спиной к дверной створке, надменно взглянула на секретаршу. «Сидит себе, цаца, клацает по клавишам, а настоящим журналистам присесть некогда. По командировкам вся измотаешься, по городам и весям, весь день на ногах, а все потому, что звездам трудиться надо – и днем, и ночью. Некогда тут с вами рассиживаться», – подумала я. А девушка взглянула на меня, вытянула губы в трубочку от чрезмерного удивления и рассеянно отвернулась. А мне стало стыдно. Еще ничего не сделала, а уже нос задрала выше крыши. Отлепившись от двери, стараясь соблюсти едва обретенное шаткое достоинство, я вышла из приемной. И стрелой полетела по коридору, сбивая по пути редких встречных. Они шарахались от меня, разбегаясь в стороны, словно боялись, что я по инерции закручу их в свой клубок страстей и печалей.

Соня низко склонилась над клавиатурой, выискивая несуществующие ошибки. Она не обратила на меня внимания. По ее разумению, я уже отрезанный ломоть – выбыла из штатного расписания редакции. Но Сонька жестоко ошибалась. И мне захотелось ткнуть ее носом в этот промах. Так тыкают котят в миску с молоком, чтобы приучить неразумных к строгому распорядку.

– Сонька, я еду в Иваново! – воскликнула я, широко распахивая руки.

Бушующая радость клокотала во мне, как атомный реактор. Сейчас я была сродни Марине Егоровне. Мне хотелось объять весь мир вместе с Сонькой и ее компьютером, с перегородками и норками. Моих рук хватило бы на всех. На весь мир!

– Тебя уже уволили, что ли? – равнодушно отозвалась Соня.

– В командировку еду, понимаешь, в Иваново! – крикнула я, злясь на вселенскую женскую бестолковость.

И я не напрасно злилась. Соня подняла голову, посмотрела на меня, осмысливая информацию. Вдруг в ее глазах блеснуло озарение. Сонька сначала позеленела, затем пофиолетовела, посиреневела и, в конце концов, вновь пожелтела. Старческая желтизна надолго застряла на юном девичьем личике.

– И я с тобой еду! – безапелляционным тоном заявила Соня.

– Соня, ты что, с ума сошла? Это мое первое задание. Первая командировка. Все первое и все мое, понимаешь? Или – не понимаешь? – вскричала я.

– Не понимаю, – усмехнулась Сонька, – не понимаю. Ну что ты там напишешь? Кстати, где это письмо, о чем текст?

Смышленая девушка Соня сразу сообразила, что я еще не прочитала письмо и до сих пор не знаю, о чем в нем идет речь. Завелась, вскочила, побежала, а куда и зачем, никому не известно. Однако умудренная Соня пребывала в полной осведомленности насчет моих туманных перспектив. Ей все было известно заранее, с пеленок, она изначально родилась бабушкой. Я внимательно пригляделась к Сониному личику. Желтизна не прошла, наоборот, прочно схватилась, словно зацементировалась. Пройдет много лет, и ее лицо покроется пергаментом. Мне стало жаль Соню. Может, все-таки взять ее с собой? А то состарится от злости раньше времени.

– Дашка, возьми меня с собой, а, – заныла Соня на тоскливой ноте, – а то я уже очумела от редакции. Бессонница замучила, нервы ни к черту.

Внутри у меня все ликовало. Гордячка Сонька ноет и плачет, просится в компанию. А я не возьму, она же заест меня в дороге поедом. А я не умею говорить слово «нет». Еще не научилась. И сегодня у меня первое испытание. Проба пера. Мне впервые придется отказать близкой подруге. Ведь Сонька числилась моей подругой. Мы считаемся близкими подругами. Но это не так. Мы не дружим. Просто поддерживаем отношения. Моя якобы подруга совсем не умеет дружить. У Сони отсутствуют эмоции. У нее во всем преобладает рацио. Она даже на собственных похоронах умудрится провести переговоры с небесными силами. Периодически я плачусь Соньке в жилетку. И она жалеет меня ровно две минуты. Ей быстро надоедает сочувствие, и она отбрасывает меня в сторону как ненужный балласт. Мне становится обидно, и я обливаюсь слезами. Потом все забывается. Далее следует очередной сеанс психотерапии. Все вышеперечисленное и является главной составляющей пресловутой женской дружбы.

– Соня, – сказала я как можно тверже, – Соня, я не могу взять тебя с собой. Я поеду одна. Так решило верховное руководство.

Легче всего свалить все грехи на начальство. Разумеется, при этом возникает опасность, что Софья побежит искать правду у генералитета, но за это время мне успеют выписать командировочные. Я вытащила скомканный листок из надорванного конверта. Наверное, Соколов уже прочитал и выучил наизусть секретную информацию, только вот письмо сжевать не успел. Ему не позволила профессиональная совесть. При чтении письма мое лицо вытянулось в продольную линию от изумления. На листке было всего несколько слов, накарябанных плохой шариковой ручкой. Их нацарапал какой-то странный человек. Либо он находился в бреду, либо у него было очень плохое настроение. «Спасите невинную душу. В нашем городе погибает очень хорошая женщина, молодая и красивая. Она спит с крокодилом!» И все. Точка. И ни адреса, ни телефона. Что за белиберда, какой крокодил? Я искоса взглянула на Соньку. Она с силой барабанила по клавиатуре, а сама ждала, когда сварится редакционный суп. Я приуныла. Не дождетесь желанного горячего, уважаемая Софья. Суп у меня получился несъедобным, кажется, отъездилась Дарья Добрая в командировки. У меня никогда ничего не получится. В письме не было адреса. Там вообще ничего не было. Я съезжу впустую, но все равно надо научиться говорить «нет». И Соньку я с собой не возьму. Ее нельзя подставлять. Она не любит прокалываться.