Книга Запретные наслаждения - Сара Рэмзи

Мадлен легла на спину и уставилась в потолок. Комната, выкрашенная светло-синей краской, была некрасивой и скучной, совсем не такой, как ее детская в родительском доме, но разве это не идеальное сочетание: синий чулок и синяя комната? Она никогда не жалела об утраченной жизни в Версале и не думала о том, как она жила бы, будь у нее шанс самой распоряжаться своей судьбой. Мадлен должна быть благодарна — она и была благодарна — за то, что тетя и кузены искренне любят ее. Но как же тяжело было смириться с тем, что всю жизнь она будет зависеть от их доброты!

И вот впервые в жизни она самостоятельно приняла решение и сделала что-то на свой страх и риск. Театральное приключение не может определить дальнейшую жизнь, но у нее хотя бы появилась мечта. Лучше мечтать о сцене или грезить о поцелуях Фергюсона, чем просыпаться от кошмаров.

Мадлен даже не предполагала, что может попасть в столь затруднительное положение. Раньше ей казалась нелепой сама мысль о том, что мужчина предложит ей нечто подобное. А теперь, когда это случилось, она перестала себя понимать. Она одновременно чувствовала страх, удивление… и печаль. Глядя в его голубые глаза, она понимала, что этот мужчина отчаянно жаждет женщину, но не только для сладостных утех.

Ему нужен настоящий друг. И тем не менее его предложение было оскорбительным. Однако еще больше, чем попытка затащить ее в постель, ее оскорбляла его просьба сопровождать сестер.

Размышления Мадлен были прерваны коротким стуком в дверь. Она не успела ответить, как в комнату вошла Жозефина с кувшином теплой воды, а следом за ней — Эмили. Похоже, кузина злилась. Мадлен любила Эмили и не хотела расстраивать ее или затевать с ней спор. Сев на край кровати, кузина с тревогой посмотрела на нее.

— Мадди, тебе плохо? Почему ты еще в постели?

Мадлен хотела укрыться с головой, но Эмили крепко держала одеяло и не собиралась его отпускать.

— Боже, Эмили, почему ты встала так рано? — сонно пробормотала Мадлен.

— Рано? Уже полдень. А матушка устраивает прием. Неужели ты забыла? Ты же не хочешь бросить меня одну, отдать на растерзание этим стервятникам?

Если кто-то и мог справиться со стаей стервятников, то только Эмили.

— Скажи тете, что я заболела.

Эмили покачала головой:

— Чем дольше ты притворяешься, тем сильнее она переживает. Утром мама сообщила, что планирует поездку на курорт. Я бы и рада поехать: в конце концов, сбежать в разгар сезона — отличная перспектива, но развлечения на водах еще омерзительнее, чем в Лондоне.

— Я не могу поехать на воды! — Мадлен рывком села на кровати.

Эмили наклонилась к ней и взяла за руку.

— Ты ведь тоже не любишь курорты. Я так рада, что спектакли закончились! Теперь ты «выздоровеешь», и отпадет нужда нам всем везти тебя на мерзкие болота.

Мадлен вздохнула. Все утро она думала о Фергюсоне и совсем позабыла о мадам Легран и шантаже.

— Милли, спектакли еще не закончились.

Эмили сильнее сжала руку сестры.

— О чем ты? Вчера вечером ты ведь в последний раз выходила на сцену. Прости, я не смогла прийти, но ты же знаешь, что у матушки случился бы припадок, если бы никто не сопровождал ее на званый обед.

— У мадам Легран на этот счет другое мнение, — сказала Мадлен.

Слушая ее рассказ, Эмили встала с кровати и начала мерить шагами комнату, то и дело натыкаясь на Жозефину, хлопочущую вокруг своей хозяйки.

— Поверить не могу в то, что эта женщина предала тебя! Немедленно расскажи Алексу. Он обязательно поможет.

— Но что он сделает? Убьет мадам, сожжет театр? Я не вижу другого выхода! — воскликнула Мадлен. — Только представь, что случится, когда он узнает. Он начисто лишен терпения, и эта история даст ему карт-бланш. Наверное, чтобы замять скандал, он просто отошлет меня в деревню лет на двадцать.

Эмили весело улыбнулась.

— Знаешь, а ведь ссылка гораздо лучше, чем лондонская жизнь. Я уже несколько лет подряд прошу Алекса оставить меня в Ланкашире.

— Да, но ты можешь развлечь себя написанием романов, — парировала Мадлен. — А что я буду делать? Ставить «Макбет» со свиньями в главных ролях?

Возразить было нечего. Воспользовавшись заминкой, Жозефина положила холодный компресс Мадлен на лоб и подала чай.

— Жозефина, это лишнее, ты же знаешь, я не больна.

— Знаю, однако ты бледна, как настоящая англичанка. И совсем не спишь. Но ты же не англичанка, правда?

Мадлен рассмеялась:

— Я прожила здесь двадцать лет, и мама моя англичанка. Не удивительно, что я бледная.

— Ну уж нет! Ты — француженка, и если этот рыжий герцог явится на порог, мигом поднимешься с постели. Кажется, его мать — шотландка. А шотландцы — союзники французов, правда?

— Ну да. Были таковыми лет десять тому назад. Якобитов[8]больше нет, а если бы они еще существовали, им бы точно не понравился Наполеон.

— Ой, какая разница! — Жозефина терпеть не могла и Наполеона, и революционеров.

Эмили замерла на месте.

— Ротвел? При чем здесь герцог?

Спасаясь от ее пристального взгляда, Мадлен прижала к глазам прохладную ткань.

— Если ты забыла, на ближайшем балу я буду опекать его сестер.

— При чем здесь сестры? Из-за них ты бы так не волновалась! — заключила Эмили. — Мадди, что произошло?

Мадлен не хотела делиться прекрасными воспоминаниями о вчерашнем вечере и из суеверия боялась говорить о своих худших опасениях. Но от Эмили просто так не отделаться.

— Вчера, выходя из театра, я столкнулась с герцогом, — все еще пряча глаза, ответила Мадлен.

— Что?!

— Тише! Тетя услышит, — шикнула на нее Мадлен. Стащив со лба компресс, она впилась рассерженным взглядом в кузину.

Эмили упала в кресло и перешла на шепот:

— Он узнал тебя? Он понял, кто ты? Он не сделал ничего… непристойного?

Мадлен замолчала. Эмили была не только сестрой, но и самой близкой подругой, у них никогда друг от друга не было секретов. Но почему-то говорить о поцелуе не хотелось даже ей.

— Нет, он повел себя, как настоящий джентльмен, — солгала она. — И он не узнал меня.

Жозефина мрачно посмотрела на Мадлен, но ничего не сказала. Эмили была слишком потрясена и ничего не заметила.

— Ты уверена? Он же танцевал с тобой на балу у тети Августы! Конечно, все это очень необычно…

— Необычно, потому что со мной никто не танцует? — огрызнулась Мадлен.