Книга Озеро скорби - Эрин Харт

Конечно, сейчас он чувствовал, что должен был раньше заметить признаки происходивших перемен. Изменения начались постепенно, расходясь тончайшими трещинами по их жизни. Перебирая прошлое, Уард вспоминал жесты и взгляды, отмечая особое отсутствующее выражение лица Эйти, говорившее, что она не знала, кто он такой и что она здесь с ним делает. Постепенно она потеряла способность играть на арфе; руки ей больше не подчинялись. Однажды вечером он пришел домой и увидел, что она сидит за арфой, и инструмент совершенно расстроен, а на коленях у нее сеть позолоченных струн. «Все было не так, Лайам, — сказала она. — Уверена, я смогла бы играть, если бы только она была настроена как следует». Арфа до сих пор стояла расстроенная в углу их гостиной.

Однажды Эйти сказала ему, что будет гулять. Сначала он обрадовался, понадеявшись, что ежедневная физическая активность поднимет ей настроение. Но даже прогулки со временем стали доставлять неприятности. Возвращаясь домой, Уард иногда заставал жену на обочине дороги; она шла с опущенной головой, безмолвно шевеля губами, сгибаясь под ношей слов и чисел, которые начали переполнять ее разум. Постепенно она начала считать, сколько точно шагов было до всех мест, куда она ходила в городе: до почты, до газетного киоска, до аптеки. Карманы ее были набиты мелочами, которые она воровала: шарфами, перчатками, губными помадами — ничем из этого она не пользовалась, а Уард все это потом потихоньку возвращал. Ни у кого не хватало духа остановить Эйти в открытую. Затем она начала уходить дальше. Уард помнил тот ужасный телефонный звонок из участка Гарды в Баллингаре в шести милях отсюда — в разгар ливня ее нашли спящей в гроте у ног Богоматери. Когда он пришел за женой, она никак не могла понять, где находится, как потерявшийся ребенок. Он все еще помнил отсутствующий взгляд, которым она встретила расспросы о том, зачем она бродила одна под дождем. После того случая Эйти несколько недель не уходила из дома, и Уард думал, что ей стало лучше, не осознавая природу ее недуга.

Его коллеги всегда обращались с ней почтительно и помогали ему улаживать все проблемы, но это было вызвано скорее жалостью, чем пониманием. Он знал, что они шептались за его спиной: «Бедный старина Уард. Никому не пожелаешь сумасшедшую жену». Эйти постепенно ускользала в забвение, и он ничем не мог ей помочь. Он каждый день жил в неизвестности, в ужасном предчувствии. Ее не следовало оставлять одну, но Уард знал, что она всегда находила способ, чтобы убежать. Никакая бдительность не помогала. А если признаться, отчасти он хотел позволить ей уйти, дать ей то, чего она так страстно желала.

И, наконец, последний телефонный звонок привел его на берег реки. Тело Эйти лежало в прозрачной воде, а ее длинные темные волосы раскинулись в разные стороны, и течение заставляло их покрываться рябью, как и бледно-зеленые водоросли, что тянулись рядом с ней. Платье, надетое на ней под плащом, раздувалось в воде пузырем. Мертвая, она казалась умиротворенной, красивой в своем потустороннем, водном царстве, лежа в этой неиссякающей реке, бесконечно льющейся в море. Внезапно Уард почувствовал то, что, должно быть, ощутила она, когда холодная вода сомкнулась над нею — облегчение, почти напоминавшее причастие. Но для него это чувство было коротким и преходящим. Он помнил, как стоял на мосту, пока санитары плескались в мелководье, поднимая его жену на носилки, бледную, холодную и тяжелую, снова находящуюся во власти ужасного земного притяжения. Стал ли он, как это притяжение, невыносим для нее? Уард убеждал себя, что в конце концов никакие его поступки или ошибки ничего для нее не изменили бы, но все равно итог был грустным. Он думал о ней каждый день, все еще был привязан к ней и всегда будет — те речные водоросли крепко-накрепко оплели его сердце.

Уард посмотрелся в зеркало в ванной, поправил узел на галстуке и еще раз проверил пластырь на горле перед тем, как покинуть дом. Новое тело в Лугнаброне вызывало у него любопытство. Он был там всего несколько дней назад вместе с Кэтрин Фрайел, новым помощником государственного патологоанатома, которая давала оценку предыдущих останков. Хорошо, что на этот раз она тоже там будет. Он часто работал с Мэлэки Драммондом, и они прекрасно ладили, но доктора Фрайел он встретил только на прошлой неделе. Ему сразу стало легче, когда он заметил теплоту и острый ум в ее глазах и то, как она слегка морщила лоб, сосредотачиваясь при работе. Ничего подобного он не чувствовал уже много лет и даже не знал, как это назвать — разве что порывом духа. Уард на мгновение заколебался, стоя у двери спальни, потом подошел к комоду и снял простое обручальное кольцо. Подержав его в пальцах, почувствовав его тяжесть и теплоту, он наконец положил его на неглубокий поднос, стоявший на секретере.

Глава 4

Услышав скрип деревьев, Кормак оторвал взгляд от работы и увидел, что листья каштанов дрожат от свежего ветра. Он надеялся, что Нора благополучно добралась до болота; он знал, что мог сделать со всем этим сыпучим торфом сильный ветер. Он убеждал Нору ехать вместе с ним за ночь до того, как она должна была начать работать на раскопках, но она настояла на том, что встанет рано и поедет этим утром одна. «Мне нужно время подумать», — сказала она. Кормак заметил, что в последнее время она от него отдалялась, смотрела на него все с большей отчужденностью, и в ее глазах появился новый оттенок грусти. С ней явно что-то происходило, что-то, чего он не знал, и это его тревожило.

Они никогда еще не ездили в настоящий отпуск, да и эту поездку с трудом можно было так назвать. Когда Кормак обнаружил, что Нора отправляется на раскопки недавно обнаруженного болотного тела, то договорился, чтобы они вдвоем остановились в коттедже МакКроссанов недалеко от того места. Но у него был и скрытый мотив: попытаться прояснить их с Норой отношения. Кормак понимал ее нежелание втягиваться во что-либо серьезное и пытался не приписывать слишком много значения ее уклончивости. Вполне возможно, что у нее было много дел перед отъездом из Дублина. Кроме лекций, которые она читала, была еще ее собственная научная работа, которой она уделяла значительную часть выходных. И все-таки ему казалось, что во всех сферах жизни Норы было нечто очень непостоянное — на ее работе, в ее квартире, даже в ее исследованиях — а по тому, как она себя вела в последнее время, можно было подумать, что и он сам в ее жизни обстоятельство временное. Возможно, все могло продолжаться в таком духе до бесконечности; просто Кормак не знал, будет ли ему этого достаточно.

Он обошел домик, в который его старый учитель и наставник Гэбриел МакКроссан приезжал каждое лето. Двадцать лет назад Гэбриел начал проводить здесь столько времени, работая на раскопках дорог и снимая какие-то занюханные комнаты, что они с Эвелин, должно быть, подумали, что практичнее просто купить дом, чтобы хотя бы больше времени проводить вместе. Коттедж был маленьким и компактным, и хотя его полностью обустроили и модернизировали, низкие потолки, серый пол из каменных плит и глубокие окна сохранили атмосферу старины. Место само по себе ничего особенного не представляло. Тут не было великолепных пейзажей, а только дикое болото и маленькие холмы, несомненно, остатки давным-давно засыпанных древних монументов. Большинство сочло бы здешние места непримечательными, но кое-что из величайших сокровищ Ирландии все еще лежало под этими болотами. Гэбриел первый привлек к ним внимание нации. Этим сокровищем были не драгоценные металлы, а грубые вручную обработанные доски, бессловесные хроники железного века, с помощью которых начал возникать портрет целого общества.