Книга Карьеристка, или Без слез, без сожаления, без любви - Юлия Шилова

Анна

Глава 1

Я стояла у окна и улыбалась. Передо мной раскинуласьвпечатляющая панорама Москвы. Красиво, чёрт побери, даже дух захватывает!Москва из моих окон смотрится замечательно. Разве когда-нибудь я,провинциальная деревенская девчонка, могла представить себе, что буду стоять уокна, в дорогом костюме и любоваться красотой столицы из столь роскошногособственного кабинета?

Где-то далеко осталась моя родная рязанская деревня. Ветхиедомики с огородами, крохотный магазинчик и заколоченный, уже давно неработающий, клуб. Я с детства мечтала жить в большом городе – только там естьбудущее. Мне нравятся многолюдные, шумные улицы, вечно куда-то спешащие мужчиныи женщины, которые толкаются в магазинах, кафе, кинотеатрах. Огни большогогорода всегда влекут к себе молодых, которые, точно мотыльки, слетаются наяркий свет надежды. Но проходит совсем немного времени, и с глаз спадает пеленасладких грёз, и все провинциалы сталкиваются с реальными трудностями и тяготамисуществования в мегаполисе. Выживают только сильнейшие, а таких немного.Большинство устает от утомительного бега по кругу, слишком большого напряжения,вечных разочарований. Они сходят с дистанции и возвращаются домой в свойпривычный круг житейских проблем и обязанностей. Большой город зажигает верой,но очень быстро и отбирает её назад, окуная в жестокую реальность. Недаромнародная мудрость гласит: там, где родился, там и сгодился. Так вот, я делалавсё возможное, чтобы никогда не вернуться в свою богом проклятую деревню.НИКОГДА.

Я отчётливо понимала, что это для меня – смерть. Ну не хочуя, как мать, копаться в огороде, стоять раком на грядках чёрт знает скольковремени и терпеть пьяные окрики и побои отца. Рыдать, сетовать на судьбу, апотом вместе с ним заливать своё горе алкоголем. Что меня там ожидает?Замужество за трактористом из соседней деревни, который ещё не успел стать моимженихом, как уже поднял на меня руку и отмутузил в порыве пьяного угара иревности. ВОЗВРАТА НЕТ. А ведь там у меня осталось три сестрёнки и двамаленьких брата. Жаль их. Босоногое, голодное детство… Я, конечно, помогаю имкак могу, привожу продукты, шмотки. Сердце кровью обливается, когда их вижу. Новедь денег им не оставишь, предки отберут и пропьют. Они даже умудрялисьновенькую детскую одежду менять на самогон. Сколько раз я говорила матери,чтобы она прекратила рожать как кошка. Зачем плодить нищету? Есть жепротивозачаточные средства. В её-то возрасте нужно уметь ими пользоваться, нодля неё это пустой звук. Она не понимает, в чём проблема: одним меньше, однимбольше.

– Нехай бегают, – махала рукой она.

Господи, как же хорошо, что я оттуда вырвалась…

Я часто вспоминаю своё первое ошеломляющее ощущение отзнакомства с Москвой. Я сразу поняла – это мой город. Мне было немного страшно– я была совершенно одна, и у меня не было здесь ни жилья, ни знакомых. Яразмышляла, как повезло людям, родившимся в столице. Они могут заходить в своитёплые квартиры, закрывать за собой дверь, смотреть телевизор, звонить друзьям,гулять на Арбате, ездить в метро, посещать выставки, театры, концерты и… простоежедневно дышать Москвой. И как бы ни говорили о ней, что это совершеннобездушный, деловой город, диктующий свои жестокие правила жизни, меня всегдатянуло к нему с неистовой силой. Я любила гулять по многолюдной Тверской,спускаясь к Манежной площади. Кажется, здесь сутки длиннее обычных – дажеавтомобильные пробки тут затягиваются до часа ночи. Мне нравилось смотреть натолпы прохожих, на яркие витрины, усыпанные множеством роскошных вещей. ПослеМанежной площади я шла на Красную, особенно красивую ночью. Я спускалась вниз,за храм Василия Блаженного, на Большой Москворецкий мост, и наслаждаласьзавораживающим видом московских набережных.

Как же тяжело далась мне эта Москва. Ещё свежи воспоминания,как мне неделями приходилось есть одну картошку в мундирах. Голодные обмороки ибезысходность…

А однажды меня арестовали за отсутствие регистрации иопределили в «обезьянник». Я воочию увидела, как наши стражи порядка вволюглумятся над перепуганными приезжими. Издеваются, не считают за людей инаслаждаются их бесправием. После пережитого кошмара я начала заикаться, но намою жалобу в вышестоящие инстанции так никто и не отреагировал и уж тем болеене разобрался в случившемся. Нет регистрации, нет человека и нет проблемы. Мнепосоветовали подавать заявление по месту жительства. Смешно, ведь моё местожительства в глухой деревне.

Общение с московскими органами правопорядка делорискованное, потому многие их служащие сами чинят беззаконие. Как-то у входа вметро ко мне подошёл милиционер, на форме которого не было жетона или, прощеговоря, бляхи с персональным номером. Услышав невнятно прозвучавшую фамилию извание, я насторожилась и стала требовать, чтобы к нам подошёл старший посмене. Я уже знала, что не все сотрудники милиции имеют право требоватьпредъявления документов. Достав листок бумаги и ручку, я попросила показатьудостоверение, чтобы записать его имя и фамилию. Когда тот настороженнопоинтересовался, зачем мне это нужно, я прямым текстом заявила, что хочупозвонить в отделение и поинтересоваться его личностью и тем, какими правами онобладает. В результате меня отпустили с миром, но ведь всё могло закончитьсядовольно плачевно.

Чуть позже я научилась умело маскироваться под коренныхжителей, хорошо изучила город и одеваться стала интеллигентно. Москвичи носят вруках либо газеты, либо книги. Не помешают очки. Всё это создаёт самоеположительное впечатление.

Мне даже страшно вспоминать, как я пыталась найти приличнуюработу. Иногда я подходила по всем параметрам, но, как только говорила, что уменя нет московской прописки, мне сразу, под любым предлогом, вежливоотказывали. Я до сих пор не понимаю, какая разница, есть она или нет, ведь отэтого профессиональные качества нисколько не хуже, а прописку в конце концовможно и купить. Я считаю это жуткой дискриминацией. А ещё я не могу понять,почему провинциалам платят меньше, чем москвичам.

Одно время у меня был свой способ добывания денег. Я сталадонором. Сдавала кровь на клетки и на плазму. За плазму платят больше. А ещё ярасклеивала объявления около центров переливания и обращалась к родственникамбольных людей. Когда это действовало, мне удавалось получить в два раза больше.Я считала свой метод обогащения благородным, ведь моя кровь помогала кому-товыжить. Чем больше я ударялась в подобные заработки, тем всё хуже и хуже себячувствовала. Была слаба, падала в обмороки и, не успев толком отлежаться, вновьшла сдавать кровь. В результате я заработала истощение и загремела в больницу.

Говорят, Москва не резиновая, но тем не менее в ней всеумещаются. Лакомым кусочком для провинциалов считается Москва, а для москвичей– заграница. Это как круговорот воды в природе.