Книга Смерть на рассвете - Деон Мейер

Ван Герден вскрыл конверт, извлек оттуда две фотографии размером с почтовую открытку и бросил их на стол.

— Видали? Покойный Йоханнес Якобус Смит. Его привязали к собственному кухонному стулу. Что вы сейчас испытываете — сострадание, сочувствие, жалость? На что он вправе рассчитывать как человек? Подберите любое политкорректное слово. Его пытали. Прикрутили проволокой к стулу и прижигали паяльной лампой до тех пор, пока он сам не захотел, чтобы его пристрелили! Кто его мучил? Люди. А ваша не подлежащая критике клиентка, Вилна ван Ас, находится в самом центре событий. Толстый инспектор Тони О'Грейди из отдела убийств и ограблений считает, что она каким-то образом причастна к гибели Смита. Кое-что не сходится. А когда дело касается убийства, статистика на его стороне. Обычно виновными оказываются муж, жена, любовница, любовник. Может быть, инспектор прав, а может, и нет. Но если он прав, что останется от вашего идеала?

Хоуп оторвала взгляд от фотографий. Лицо у нее было бледное.

— И вы собираетесь проткнуть мой мыльный пузырь…

— Хоуп, вы когда-нибудь видели живого убийцу?

— Спасибо, достаточно.

— Или насильника-педофила? Мы… — Прежде чем продолжать, ван Герден помолчал какую-то долю секунды и сам себе удивился. — Я… однажды задержал насильника, который охотился на детей. Он оказался милым, симпатичным старичком пятидесяти девяти лет, который здорово смахивал на Санта-Клауса. Он соблазнил семнадцать девочек в возрасте от четырех до девяти лет; заманил их к себе в машину ирисками и отвез на Констанциаберг…

— Вы уже сказали все, что хотели.

Ван Герден откинулся на спинку стула:

— Так позвольте же мне, черт возьми, сделать свое дело!

Северо-западный ветер снаружи гнал в окна мрак, а внутри Вилна ван Ас говорила, говорила… Она искала Яна Смита с помощью слов; пальцы рук, лежащие на коленях, постоянно двигались.

— Наверное, я его совсем не знала. Его трудно было узнать, понять. Но я не настаивала. Я любила его, он был такой… Как будто у него была рана, как будто… Иногда я лежала рядом с ним ночью и думала: он похож на собаку, которую часто и жестоко били. Я представляла себе всякое. Может быть, думала я, у него где-то есть жена и дети. Когда я беременела, он страшно пугался. Поэтому я решила, что, может быть, у него была жена, которая бросила его и забрала ребенка. Или, может быть, он — сирота. В общем, кто-то когда-то так сильно его обидел, что он никогда никому об этом не рассказывал. А больше я ничего не знала и ни о чем его не спрашивала. Я ничего о нем не знаю. Понятия не имею, где он родился и вырос, не знаю, кто его родители, живы ли они. Не знаю, почему он начал заниматься именно торговлей старинной мебелью. Зато в одном я уверена: по-своему он меня любил. Ян был добр ко мне, нам бывало весело вместе — нечасто, но бывало. Мы вместе смеялись над кем-нибудь. Он терпеть не мог напыщенных дураков. И еще тех, кто выставляет напоказ богатство. Мне кажется, в прошлом ему пришлось пережить трудные времена. Он так следил за своими деньгами — был так аккуратен, так осторожен. По-моему, он боялся людей. Или стеснялся… Друзей у него не было. Мы были с ним только вдвоем. А больше нам никто не был нужен.

Она замолчала. В тишине стали слышнее завывания ветра и стук дождя по стеклу. Вилна ван Ас подняла голову и посмотрела на Хоуп Бенеке:

— Я много раз хотела что-то у него спросить. Хотела успокоить его: мне он мог рассказать все, я всегда буду его любить, что бы он ни натворил. Я была ужасно любопытна, мне хотелось узнать его получше. Наверное, дело в том, что я хотела куда-то его поместить, как мы поступаем со всяким, помещая в определенное место в голове. И тогда мы знаем, что сказать этому человеку в следующий раз при встрече, как ответить, чем утешить. Тогда жизнь становится чуточку легче. Но я ни о чем его не спрашивала. Боялась, если начну расспрашивать, то потеряю его.

Она перевела взгляд на ван Гердена:

— У меня ничего не было. Иногда я представляла, что его родители похожи на моих: отец крепко пил, и мать развелась с ним. Может, он тоже вышел из низов. Как я. Но у него была я, а у меня — он, а больше нам ничего не было нужно. Вот почему я не перечила ему. Даже когда я забеременела и он сказал, что надо что-то придумать, потому что дети не заслуживают того, чтобы бросать их в наш жестокий мир, и что мы не сумеем их защитить. Я ни о чем его не расспрашивала, потому что поняла, что его били. Как собаку. Часто и жестоко. Я пошла и сделала аборт. И попросила стерилизовать меня, чтобы я больше никогда не могла иметь детей. Нам с ним никто не был нужен.

Вилна ван Ас вытерла каплю с кончика носа, посмотрела на свои руки. Ван Герден не знал, что сказать, хотя и понимал, что не может задать ей те вопросы, которые собирался.

Дом превратился в могилу.

Наконец Хоуп Бенеке произнесла:

— По-моему, нам пора. — Она встала, подошла к ван Ас и положила руку ей на плечо.

Они вместе выбежали под дождь, к своим машинам. Когда она вставила ключ в дверцу БМВ, ван Герден вдруг оказался рядом.

— Если мы не найдем завещание, она ничего не получит?

— Ничего, — ответила Хоуп Бенеке.

Он молча кивнул. А потом направился к своей «тойоте». Струи дождя били его по плечам.

Он позвонил, когда лук, перец и гвоздика закипели.

— Я готовлю, — заявил он, когда мама сняла трубку.

— Который час? — спросила она, и ему не хотелось слышать в ее голосе удивление.

Он посмотрел на часы:

— Десять.

— Прекрасно, — ответила она.

Ван Герден повесил трубку. Он знал: мама будет довольна. Сделает собственные выводы, но ни о чем не будет его спрашивать.

Он вернулся к газовой плите на кухне — единственной комнате в домике, которая не свидетельствовала об упадке и нужде. Вода почти выкипела. Он высыпал на ладонь несколько палочек корицы и добавил к остальным ингредиентам, томившимся в серебристой сковороде. Налил оливкового масла, отмеряя на глазок, прикрутил огонь. Луку надо румяниться медленно. Потом он придвинул к себе разделочную доску, нарезал бараньи ножки на куски и переложил их на сковороду. Размолол в мельничке имбирь и два стручка кардамона, добавил к мясу. Помешал и еще прикрутил газ. Засек время по часам, накрыл сковороду крышкой. Стол он накрыл белой скатертью, положил столовые приборы, поставил солонку, перечницу, подсвечник с белыми свечами. Он не помнил, когда зажигал их в последний раз.

Пора снова за работу. Ван Герден вскрыл две банки итальянских помидоров — на его вкус, они были лучше свежих. Размял томаты, достал из холодильника маленький стручок зеленого перца чили, помыл под краном, измельчил, добавил к помидорам. Заранее почистил картошку, сложил в миску. Потом налил в раковину горячей воды, добавил жидкости для мытья посуды, вымыл нож и разделочную доску. Откупорил бутылку красного вина.

В том сейфе было что-то важное. И кто-то знал, что именно там лежит.