Книга Иллюзия отражения - Петр Катериничев

– Олег Дронов? – услышал я вежливое, решил, что сон досмотрел, и открыл глаза.

В кресле напротив сидел префект полиции Саратоны – спортивный, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти пяти. Под пиджаком его угадывалась наплечная кобура; он единственный на острове носил оружие, но никогда его не применял, хотя, по слухам, владел пистолетом мастерски и, по тем же слухам, почти каждый вечер уезжал в небольшой каньон на западной окраине Саратоны, давно превращенный в свалку, и практиковался там в стрельбе; мне вспомнилось почему-то, что наши предки считали владение пистолетом искусством; и еще вспомнился почему-то Пушкин, и его Сильвио из «Выстрела», и строки дуэльного кодекса: «Дуэль не должна ни в коем случае, никогда и ни при каких обстоятельствах служить средством удовлетворения материальных интересов одного человека или какой-нибудь группы людей, оставаясь всегда исключительно орудием удовлетворения интересов чести».

Все эти мысли промелькнули мгновенно: я встал и вежливо поклонился Алену Данглару, носившему, кстати, наследственный титул барона. И сама фамилия его, по правилам, должна была бы писаться через апостроф, но барон считал это неудобным.

– Вы у нас числитесь спасателем на Восточном пляже?

– Да.

– Волею возложенных на меня должностных обязанностей я вынужден буду задать вам несколько вопросов. Прошу вас не чувствовать себя оскорбленным, если какие-то из них покажутся вам обидными или задевающими вашу честь: дело идет о... безвременной кончине совсем молодой особы, впервые посетившей наш остров; отец ее, хотя и не особенно известен в кругах людей, обычно отдыхающих на Саратоне, тем не менее, насколько мне удалось установить, занимает крупный пост в серьезной нефтяной корпорации и пользуется значительным влиянием в в а ш е й стране. Был бы вам признателен, если бы вы были откровенны и точны.

Да, такая речь крупного полицейского чина, обращенная, если называть вещи своими именами, к главному подозреваемому, была мне приятна. В родном отечестве при сходных обстоятельствах мне бы такое сказали, что...

Находясь на Саратоне, я многое слышал о бароне Дангларе, но личное впечатление – дороже: его светло-голубые глаза смотрели на меня спокойно, холодно и... участливо. Странное сочетание – или мне так показалось с недосыпа?

– Постараюсь вспомнить все детали происшедшего и рассказать о них достаточно четко и связно, насколько это в моих силах, – ответил я столь же церемонно.

Префект кивнул, растянул губы в вежливой улыбке и сказал:

– Итак? Что здесь произошло?

Прозвучало это как: «Итак, какие причины побудили вас убить старушку, Раскольников?» Тон префекта словно расставил все точки над «i». Он ждал мою версию случившегося и не собирался скрывать, что для него это изначально – моя версия, которой никто особенно доверять не собирается. Так что – барон исчез, остался полицейский – умный, жесткий, собранный, готовый размазать меня по стенке «волею возложенных на него должностных обязанностей».

– Алина Арбаева в час тридцать две минуты сбросила халатик, подошла к парапету и спрыгнула вниз.

– Вы точны.

– Я стараюсь.

– Вы запомнили время? Специально посмотрели на часы?

– Нет. Я был несколько... ошарашен случившимся, поэтому подошел к парапету скорее машинально и посмотрел вниз; отсюда видны стрелки часов на башне ратуши; часы показывали один час тридцать две минуты пополуночи.

– Она просто вот так вот взяла и спрыгнула?

– До этого мы пили чай и разговаривали.

– Вы обсуждали какое-то дело?

– Нет. Это был... философский разговор.

– На тему жизни и смерти?

– В том числе.

– Ну что ж: смерть доказала, что она победительней.

– Всякая смерть временна.

– Да? – Данглар посмотрел на меня пристально, чуть склонив голову. – А что же, по-вашему, тогда постоянно?

– Любовь.

Глава 9

Префект покивал, думая о чем-то своем, снова посмотрел на меня:

– По возрасту вас трудно назвать романтиком.

– Возможно.

– По... жизненному опыту – тоже.

– Вам известен мой жизненный опыт?

– Мне известна ваша теперешняя жизнь. Этого достаточно.

– Для чего?

– Чтобы делать выводы.

– И какие выводы вы сделали на мой счет, господин Данглар? Могу я вас так называть?

– Можете. Пока.

Я благодарственно и церемонно кивнул.

– Так вот, господин Дронов, спасателями у нас работают, как правило, люди, жизнь которых так или иначе отчего-то не сложилась на континенте.

– Еще не сложилась или уже?

– У кого как. Трудно назвать успешным человека, который покинул свою страну, где мог бы сделать карьеру, ради одинокого качания на катере в течение шести, восьми, а то и двенадцати часов.

– Всякая работа почетна.

– Так почему вы покинули свою страну, господин Дронов?

– Там холодно.

– Холодно?

– Да. Снег, мороз, слякоть – все это очень утомляет, поверьте.

– Вы покинули Россию навсегда?

– В этой жизни что-то бывает навсегда?

– Вы сказали – любовь.

– Я тут погреюсь немного под солнышком, наберусь тепла... Может быть, тогда ко мне вернется способность любить?..

– Любовь – это способность?

– Любовь – это вера, лишенная страха потери.

– Может быть. Но все это лирика. И рассуждаете вы странно. Мне было бы понятнее, если бы вы сказали, что приехали подработать: в вашей стране, может, и почетен любой труд, но платят за него, насколько мне известно, весьма скудно.

– Не всем.

– Уже теплее, господин Дронов.

– Кому как.

– Вернемся к госпоже Арбаевой?

– Как вам будет угодно.

– Хотя господин Арбаев и не входит в финансовую элиту, он, тем не менее, достаточно состоятелен, чтобы впоследствии претендовать на определенное место и роль в мировом деловом сообществе. Я правильно излагаю?

– Да.

– Это первый посыл. Второй. Я информирован о том, что в вашей стране... э-э-э... популярен такой вид конкурентной борьбы, как заказные убийства.

– Бывает.

– И третий посыл. Почему бы мне не предположить, что вы, человек в общем-то без определенных занятий, не убили Алину Арбаеву по... заказу?

– Зачем?

– Вы решили заработать деньги. Много денег.

– Но не таким же глупым способом.