Книга Легкий привкус измены - Валерий Исхаков

Другой правдой, поделенной на троих, обладают Алексей Иванович, Наталья и Виктор.

Третьей, тоже поделенной, - Виктория, Алексей Иванович и Катя.

И каждый из них, обладая кусками разных правд и не обладая ни одной правдой целиком, в сущности, обладает ничем. Так что Катя не так уж и не права, когда, глядя в пустоту серо-зелеными стеклянными глазами, говорит, что правды нет.

18

Именно в этот момент ее и сфотографировал Виктор. И она осталась на фото навсегда: с застывшим взглядом серо-зеленых глаз, в которых вместо зрачков красные точки от вспышки, с вытянутыми параллельно руками - обе повернуты вправо на один и тот же угол, как "дворники" автомобиля, ладони обращены наружу, это ее излюбленный жест, - с чуть приоткрытым, выговаривающим короткое слово "нет" ртом. По одну сторону от нее с вилкой в левой руке Наталья, женщина-левша, по другую - смеющаяся Виктория. Дальше виден Алексей Михайлович: Виктория смеющимся лицом заслонила от него Катю, и он наклонился вперед и повернулся в ее сторону, собираясь ей возразить. Дальше и чуть ниже, в тени виден полумесяц лица Алексея Ивановича. Сам фотограф в кадр не вошел, хотя если приглядеться, можно в стекле серванта за спиной Алексея Михайловича увидеть неотчетливое отражение фотографирующего Виктора. По левому краю отпечатка видны красные цифры, означающие дату, когда был сделан снимок: 06.96.

Трудно поверить, думает Алексей Михайлович, что с тех пор прошло уже больше четырех лет.

- Кстати, - говорит, заглядывая через его плечо, Наталья, - помнишь мы тогда спорили, есть правда или ее нет?

- Смутно, - отвечает Алексей Михайлович.

- А потом дома, когда ложились спать, помнишь, ты вдруг засмеялся, я тебя спросила, с чего это ты, а ты мне и говоришь: вот тебе иллюстрация к нашему сегодняшнему спору. Мы знаем, что Виктор пошел провожать Катюшу. Знаем, что он сейчас один, ни жены, ни любовницы. И вот вопрос: зайдет он к ней или нет? Останется у нее? Даже если мы очень захотим узнать правду, мы ее никогда не узнаем. Виктор, может быть, и проболтается, но ему верить нельзя: даже если у него ничего не получится, мужское самолюбие не позволит ему в этом признаться. Ну, а уж Катюша нам точно никогда правды не скажет... В точном соответствии с ее убеждением, что правды вообще нет. А ты хочешь узнать эту правду? спросила тебя я. Ты пожал плечами и сказал: а зачем?

- Вот именно: зачем?

- Но согласись, что в принципе узнать можно.

- Каким образом?

- Ну, например, Виктор - он ведь страстный фотограф, он не удержался бы от соблазна снять Катюшу обнаженной. И на фотографии осталась бы обстановка ее квартиры, где мы все не так давно побывали, и...

- И?

- И точно такая же дата, как на этой. И каждый, кто увидел бы эту фотографию, мог бы точно утверждать, когда Виктор был дома у Катюши и что между ними произошло. Потому что если бы он просто зашел выпить чаю, Катюша никогда не согласилась бы позировать обнаженной. Можешь спросить у Алексея Ивановича: он предлагал Катюше позировать для картины, но она отказалась.

- Позировать обнаженной?

- Да, кажется. Что-то вроде Леды с лебедем. Алексей Иванович утверждал, что Катюша отказалась наотрез.

- Алексей Иванович или Виктор?

- При чем тут Виктор? Я говорила про Алексея Ивановича...

- Но сперва ты заговорила именно о Викторе. И потом так ловко приплела Алексея Ивановича, что невольно приходит в голову, что и Виктор тоже... Ты что - на самом деле видела эту фотографию?

- Но тебе же это неинтересно. Или все-таки интересно?

19

Так они и жили - пятеро человек, связанных родственными, дружескими и любовными узами. Две супружеские пары, двое бывших любовников, поддерживающих по инерции подобие прежних отношений, и одинокая женщина, которая стягивала на себя львиную долю причитающегося на пятерых сочувствия и тем самым делала жизнь остальной четверки более сносной и привлекательной в их собственных глазах.

Справедливости ради надо добавить к пятерым шестого - Виктора. Он, как и на снимке, сделанном четыре года назад, обычно предпочитал оставаться за кадром. Особенно когда с головой уходил в очередную любовную историю, затевал очередной развод или строил на еще дымящихся развалинах прежнего брака новый. Но в перерывах между разрушением и строительством, становился полноправным членом сообщества, превращая дружную пятерку в шестерку. К тому же у него, как и у остальных пятерых, были особые, отдельные отношения - деловые, родственные, приятельские - с каждым из остальных. В том числе и с Алексеем Михайловичем. С ним они сошлись на почве фотографии.

Виктория была из тех хлопотливых и заботливых женщин, которые стремятся помочь близким и ради этого обременяют просьбами дальних. Так и Алексею Михайловичу, когда любовь с Викторией была еще в разгаре, пришлось по ее просьбе пристраивать Виктора фотографом к себе в газету. О том, что место вакантно, он проговорился сам - но не ожидал от Виктории столь стремительной, поистине змеиной реакции. Он еще не договорил, а она уже атаковала: схватила за руку и, пристально глядя в глаза, сказала: "Виктор! Это должен быть Виктор! Поверь мне, никого лучше ты на это место не найдешь, даже и не старайся!"

Неожиданно она оказалась права. Виктор пришелся в редакции к месту, ни разу не подвел, не сорвал задание, а главное, позже, когда всерьез занялся художественной фотографией и имел успех, не бросил работу, покуда новый редактор, уже не Алексей Михайлович, подыскал ему замену.

Так что обижаться на Викторию за родственные хлопоты не приходилось, однако когда их отношения стали платоническими, он порой пошучивал, что вся ее любовь к нему была лишь средством пристроить в редакцию родственничка, что она только потому и позвонила тогда, пригласила в филармонию, что Виктор попросил оказать протекцию. На что однажды Виктория сказала почти серьезно:

- А может, так оно и было. - И спросила: - А если бы ты знал тогда, что я делаю это не ради тебя, а ради братца - ты бы отказался?

- Еще чего! Я очень-очень хотел тебя поиметь.

- Ну так ведь поимел, Михалыч, ну и скажи спасибо, а не воняй!

Она умела быть иногда чертовски грубой, эта Виктория, но ей это шло.

Алексей Михайлович, будучи пишущим журналистом, сам иногда по-любительски щелкал старым "Зенитом" героев своих очерков. Подружившись с Виктором, он многому у него научился. И кое в чем оказался Виктору полезен. Обнаружилось, что врожденный педантизм Алексея Михайловича особенно проявляется в темной комнате, при свете красного фонаря, - и с печатью снимков он справляется не просто неплохо, но лучше Виктора. И когда Виктор готовил свою первую выставку - тогда еще сплошь из черно-белых работ, - Алексей Михайлович охотно пожертвовал отпуском, за что был вознагражден: во всех интервью Виктор упоминал Алексея Михайловича и благодарил его за неоценимую и творческую, особо подчеркивал он, помощь в подготовке фоторабот.