Книга Король без завтрашнего дня - Кристоф Доннер

— Вы делаете заметки?

Нельзя было допустить, чтобы она хоть на минуту заподозрила, что он смеется над ней. И Анри с ходу начал импровизировать.

— Съемку нужно провести в церкви. Точнее, в романской часовне. Отыскать такую где-нибудь в Бургундии, в Оверни… Мы будем стоять перед алтарем, или перед крестильней, исповедальней, в глубине крипты, и говорить о любви, о сексе, о грехе, а потом выйдем наружу и пройдем по кладбищу среди обветшалых могил. И тогда вы заговорите со мной о смерти, моей собственной или моего отца…

— Превосходно! Да, именно так и сделаем!

На самом деле, даже если бы она предложила ему провести съемку на кухне, Анри уже не собирался отступаться от своей идеи: в церкви. Потому что с самого вечера их знакомства он думал лишь о том, как стоять рядом с этой женщиной у алтаря — перед священником.

~ ~ ~

Клиентура «Беркли» еще больше пожелтела — стайка японок с непроницаемыми лицами пришла на смену арабкам и недоуменно защебетала — очевидно, в тщетных поисках какого-либо туристического интереса в этом месте. Дора вновь принялась за оливки — зеленые и черные, — одновременно слушая рассказы Анри о Людовике XVI. Официанты, посмеиваясь, каждые четверть часа приносили новую порцию оливок. К восьми вечера Дора была уже сыта, и вопрос об ужине не возник. Она предложила Анри пойти взглянуть на Нильса Арестрапа в театр «Афина».

— Я не слишком люблю театр, — признался Анри. — Эти пыльные кресла, эта духота… К тому же я туговат на одно ухо и не разбираю половину слов, которые произносят актеры. А когда они начинают кричать, это меня еще больше раздражает.

— Наверно, вам доставались плохие места.

— Место за тридцать пять евро не может быть плохим. Но я предпочитаю проводить вечера за бокалом мерсо. Мои друзья-театралы — самые ужасные друзья, какие только могут быть у человека: даже враги не испортили мне столько вечеров своими приглашениями! Но, очевидно, Нильс Арестрап заслуживает того, чтобы увидеть его?

— Я заказала два билета на сегодня — на тот случай, если у вас не окажется других планов.

У Анри действительно не было других планов — кроме как прыгать от счастья и обнимать Дору. Но пока приходилось ограничиваться театром.

Доре захотелось пройтись пешком, чтобы немного освежиться. К тому же по пути она могла слушать продолжение рассказов Анри о несчастьях герцога Беррийского.

Она настояла, что оплатит счет.

— Тем более что платит моя контора.

Ну что ж, на сей раз — пусть.

Переходя улицу Мариньи в неположенном месте, Дора взяла Анри под руку. Это можно было бы счесть за приглашение к действиям, если бы речь не шла о Доре — Анри видел, что так же она ведет себя со всеми остальными. Тем не менее такой жест был приятным и новым, хотя сам по себе и устаревшим. Театральным, сказал Анри себе. Он от души наслаждался. В конце концов, история Франции тоже была театральна.

— Французы придумали постановку, где Людовик XVI изображался в виде огромного борова, которому в конце отрубали голову. Если бы вы знали, насколько не стоит доверять историкам!

Дора была согласна. Согласна идти под руку с мужчиной, который изображал из себя знатока французской истории и ни на секунду не выпускал ее руки из своей.

Пройдя вдоль садовой решетки на Елисейских Полях, они вышли на площадь Согласия.

— Историки решили, что нужно изучать старый режим, для того чтобы понять революцию. На первый взгляд это логично, но на самом деле они вовсе не изучают старый режим, а лишь ищут в нем доказательства тому, что жизнь тогда была невыносима, а бунт неизбежен. А кто говорит «бунт», тот подразумевает «революция». Согласно историкам, Французская революция произошла потому, что люди были бедны, что кругом творились одни несправедливости и царило неравенство. О, ужасное неравенство! Это все равно что поместить рядом портрет Марии-Антуанетты кисти Виже-Лебрена, на котором прическа королевы достигает полуметра в высоту, а обрамлением ей служит дворцовая роскошь, буйство красок, и черно-белые гравюры, изображающие тяжелый крестьянский труд, убогие домишки и крошечные огороды и прочее в том же духе. Так нас и приучили видеть реальность еще со школьных времен — черно-белое против многокрасочного, аристократическая роскошь против крестьянского убожества. Как тут не захотеть революции? Остается лишь объяснить, зачем ради этого надо было отрубать голову королю.

Анри почувствовал, как Дора вздрогнула — должно быть, при мысли о гильотине.

— Революция не имеет причин, — сказал он. — По крайней мере, не стоит искать их в невзгодах французского крестьянства. Революция — это насилие, а насилию не нужны причины. Насилие ниоткуда не происходит — оно изначально здесь. Ничто его не порождает, и оно не созидает ничего.

Интуитивно Дора была согласна со всем, что Анри говорит. Она была согласна также разделить пополам сэндвич с ветчиной, наскоро изготовленный и поджаренный в первом попавшемся бистро. Оливки — это чудесно, но перед тем, как весь вечер смотреть на Нильса Арестрапа, нужно было подкрепиться чем-то более серьезным.

Она мгновенно уничтожила свою половину сэндвича. Анри отметил, что Дора очень изящно орудует вилкой. Сам он никогда не мог этим похвастаться.

Оставив на стойке несколько евро, он снова взял Дору под руку, и они вышли.

~ ~ ~

Войти в театр и пересечь вестибюль под руку с хорошенькой и вдобавок знаменитой женщиной, после того как он вывел в свет столько молодых людей, это было для Анри совершенно новым испытанием на практике, не сравнимым с прежним опытом. Новые переживания отличались от старых ощущений, как день от ночи.

У подножия лестницы Дора выпустила его руку и направилась к окошку, где выдавались контрамарки для прессы. Она улыбалась одним, обнималась с другими — и Анри уже начал чувствовать себя немного глупо, стоя в одиночестве посреди вестибюля, когда вдруг увидел молодого человека, направлявшегося к нему с протянутой для рукопожатия рукой.

Мартен Кальмира. Совершенно неожиданно было его видеть по прошествии стольких лет. Последовали обычные «Как дела?» и «Что здесь делаешь?».

— Я репетирую в малом зале, — сказал Мартен.

— О, так ты теперь в театре!

После того как обмен любезностями был закончен, Анри спросил Мартена, есть ли у того новости от Ноэми.

— Нет, никаких. Она из тех девушек, что исчезают внезапно и бесследно. Была — и нет!

Появилась Дора, держа в руке два билета, словно веер.

Анри представил Дору и Мартена друг другу. При этом счел нужным положить руку Доре на плечо, чтобы Мартен не питал лишних иллюзий.

Раздался звонок. Спектакль вот-вот должен был начаться. Анри с Мартеном обменялись номерами телефонов и договорились созвониться и встретиться. Слегка поколебавшись, они все же обнялись на прощание. Затем Мартен обнял Дору и что-то шепнул ей на ухо, прежде чем удалиться. Анри подумал, что этот человек, невысокий и суховатый, с твердой походкой, был бы идеальным вариантом на роль одного из персонажей его сценария. Это же вылитый Эбер!