Книга Голос - Доминик Сильвен

— Только не говори, что эта дурацкая идея насчет женщины-приманки всплыла снова!

— Именно так.

— Бывают дни, когда я спрашиваю себя, зачем мы надрываемся с этой конспирацией, допросами свидетелей, изучением дел и разработкой версий, Алекс, Женщина-приманка — вот в чем решение всех проблем! И когда появится это маленькое чудо?

— Как только сможет, сказал Дельмон.

— Подыхаю от нетерпения. И ты тоже, я же вижу. Надеюсь, она хоть собой ничего.

— Если верить шефу, она отлично стреляет, у нее отличный послужной список и она хорошо держится.

— Но это не означает, что собой она ничего.

Брюс раздвинул двойные шторы, открыл окно и стал ждать характерного шума поезда, прибывающего на станцию. Он посмотрел на часы. Состав вышел из туннеля. Он ясно различил пассажиров, а потом поезд ускорил ход, унося размытые лица к бульвару Гарибальди. Брюс заметил, что между отправлением и тем момент когда набравший скорость поезд превратился в смазанную полосу, прошло шесть секунд. Шесть секунд, за которые кто-то мог заметить лицо мужчины в квартире Кастро. Ее убийцу, наносящего галантный визит, перед грандиозной постановкой смерти в ночи. На фасаде следовало бы повесить плакат вроде рекламы агентств недвижимости: «Вниманию свидетелей убийства радиоведушей Кастро. Позвоните майору Брюсу из криминального отдела». Или Гедж мог бы передать это обще по телевидению. В конце концов, идея принадлежала ему.

Брюс вздохнул. Никто не хочет облегчить ему задачу. Он часто чувствовал что его затягивает тяжелая трясина администрации полицейского ведомства и, более того, общества в целом. Зябко дрожащий маленький шестиугольник. Типы, получившие высшее образовавание и засевшие в своих начальственных кабинетах думают за нас. На прошлой неделе в 20-м округе некий папаша вышвырнул малыша из окна. Что думали об этом выпускники высшей административной школы в элегантных костюмах с гастуками? Приятель Брюса, лейтенант из комиссариата на проспекте Гамбетта, провел расследование в школе и в квартале. Отец-алкоголик, иммигрань, три года без работы, неграмотная мать, день-деньской сидящая в четырех стенах, и ее отпрыски насмотревшиеся телевидения, полного чудесных реклам, озлобленная учительница, вынужденная ежедневно иметь дело с предоставленными самим себе детми и их ко всему безразличными родителями. Мерзкие уличные банды и бессильные социальные службы. В последний раз судебный психиатр сказал нечто более внятное, чем обычно: «Нам грозит разрастание феномена серийных убийц, майор Брюс. Тут достаточно открыть границу. Дело в системе ценностей. Разрушение моральных запретов, разложение семьи, стирание граней между злом и добром. С моей точки зрения, серийный убийца — это не просто продукт драматической личной истории, это и продукт коллективного поражения. Он просто определяет свое место на конце кривой». Если сам Саньяк согласен с ним! Интересно, говорил ли он об этом со своим другом, заместителем прокурора, за обедом в ресторане?

Алекс Брюс закрыл окно и позвонил Фреду Геджу. Ему ответили, что журналист готовит репортаж. Проколы по всем фронтам, но майор не собирался сдаваться. Он попробовал позвонить другу на мобильный, но услышал безликий женский голос, выбранный компанией «Итинерис» для автоответчика. Он отменил вызов. Партия откладывается.

Он бродил по квартире. В том месте, где лежало тело Кастро, осталась лужа засохшей крови. Брюс вдруг осознал, что она — единственная из всех жертв, о которой он думал, не называя ее мысленно по имени. Это, конечно, потому, что для всех она была «Кастро». Знаменитый голос. Лицо, которое уже тоже становилось знаменитым после интервью, взятых ею для «Пари-Премьер», одновременно деликатных и провокационных.

Брюс посмотрел на следы, оставшиеся на стене над диваном. Очень четкие благодаря стараниям ребят Санчеса. Две женские ладони с растопыренными пальцами. Единственное, что осталось от хозяйки в этой тихой квартире с театральными драпировками. Брюс представил себе, как она поднялась, увидев, что дело принимает скверный оборот. Спиной к стене, опираясь ладонями, рефлекс загнанной добычи. Тело, вжимающееся в стену, чтобы больше не видеть лицо собственной смерти. Брюс повернулся, пытаясь сообразить, на что был устремлен взгляд Кастро. Он понял, что убийца стоял в дверях гостиной, что его появление вызвало мгновенный ужас, плотный, как оттиск чернильной печати.

Он встал в дверях. Попятился. Ванная комната. Он нажал на выключатель. Мягкий свет. Вокс готовился здесь. Экзотическая полка из резного дерева, косметика, духи, белая раковина, испачканная техниками из отдела экспертизы. И большое старинное зеркало в позолоченной раме. Брюс был совершенно уверен, что Вокс смотрелся в него. И остался доволен своим видом. Перед тем, как перейти к делу. Он на мгновение вгляделся в собственное лицо. Несколько морщинок вокруг блестящих глаз. «Изабель», — сказал он. Провел рукой по отросшей щетине, погасил свет и вышел из ванной.

Он сел на диван, машинально оглядел прямоугольник двери, в котором, словно в рамке, стоял Вокс, и снова позвонил Геджу. Журналист снял трубку после второго гудка.

— Фред? Это Алекс.

— Приятель, у меня мало времени. Через две минуты эфир. Я уже выходил в «Телеутре», но в тринадцать часов у меня большой репортаж.

— Я в квартире Изабель Кастро. У меня есть идея. Можешь сказать в тринадцать часов, что ее окна выходили на метромост. Вроде как обращение к свидетелям.

— Теперь ты воруешь мои идеи?

— Ты ни разу не предлагал мне дать скрытое объявление для свидетелей.

— Вы рискуете получать по пятнадцать тысяч звонков в день. От хохмачей, дураков и так далее. Ладно, хоть Дельмон меня не загребет.

— Главное, что меня он уже имеет. А тебе это в любом случае несложно.

— Не люблю я импровизировать. Обычно готовлю тексты заранее.

— Ну, слушай, не заставляй себя упрашивать!

— Ладно, включай свой волшебный ящик. Договорились.

Алекс Брюс поискал пульт управления. Нашел его на телевизоре и включил канал «Франс-2». В студии были Рашид Араб и Кароль Гесслер. Дивные глаза у этой женщины, подумал Брюс, прибавляя звук. Картинка изменилась. Крупным планом— Гедж, в сером костюме, голубой рубашке, без галстука. Волосы светлее, чем в жизни. Похож на немного потрепанного жизнью американского игрока в гольф.

«Этой ночью при драматических обстоятельствах навсегда умолк один голос. Изабель Кастро, талантливая журналистка „Радио Франс“ и „Пари Премьер“, была зверски убита в своей квартире на бульваре Гренель, в пятнадцатом округе Парижа. Предполагаемый убийца — Вокс. Этот многократный рецидивист разыскивается с марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года, после убийства двадцатичетырехлетней Мюриэль Данну, ставшей первой в длинной серии жертв, насчитывающей на сегодняшний день уже одиннадцать женщин. Напомним, что сотрудники криминальной полиции дали серийному убийце имя „Вокс“ на основании сходства, выявленного в голосах убитых. Судя по всему, Изабель Кастро обладала тембром голоса, приводящим этого преступника-психопата, мастерски уничтожающего следы своих преступлений, в состояние кровожадного исступления. Журналистка вернулась из студии „Радио Франс“ после передачи „Запретные ночи“, этой маленькой жемчужины нескромности, позволявшей нам, живущим в эпоху политкорректности, оценить ее по-настоящему благородный и живой талант. Сегодня мир средств массовой информации находится в смятении. Из-за потери прекрасного профессионала и женщины, невинной жертвы дикости. Один из руководителей с набережной Орфевр, Матье Дельмон, заверяет, что сотня лучших специалистов его отдела идут по следам человека, убивающего голоса. Но полиция, как и мы все, получила, извините за выражение, хорошую оплеуху. Она обращается к судебным психиатрам, описывающим убийцу как человека, обладающего незаурядным умом. Похвальное, но недостаточное усилие. Убийца рыщет среди нас. Безусловно, в нем нет ничего примечательного, он такой же, как все. Что делает его только более опасным. Позволю себе высказать одну мысль. Солидарность— понятие избитое, но в данном случае оно могло бы принести пользу. Задумайтесь вот над чем: окна квартиры Изабель Кастро, затянутые тяжелыми пурпурными шторами, выходят на метромост, а полиция считает, что Вокс входил в число знакомых журналистки. Может быть, кто-то из пассажиров заметил мужчину в ее квартире? Мугкчину, который был ее личным врагом, а она не подозревала об этом. Донос — мерзкая штука, а французы не любят стукачей? Неужели вы действительно верите, что подобные формулы могут иметь хоть какое-то значение в то время, когда какой-то безумец избрал своей жертвой совершенство?»