Книга Ахиллесова пята - Александр Надеждин

– Я попрошу вас, Олег Вадимович, пойти сейчас к себе и все изложить на бумаге. Все, что вам сказал этот... «Мармон». В самом подробном виде. Дословно.

– Может быть, сначала доложить Гелию Петровичу. О самом факте. – Иванов увидел, как при этих словах Бутко опустил вниз глаза и плотно сжал губы. – Нет? – Бутко покачал головой. – Ну хорошо, тогда я пошел.

– Минуту, – реплика начальника остановила начавшийся разворот подчиненного по направлению к двери, – где сейчас находится личное дело на вашего агента?

– У меня, в сейфе.

– Хорошо. Держите его наготове, может понадобиться.

– Есть. – Иванов повернулся и быстрым шагом вышел из помещения.

Оставшись один, Бутко снова бесшумно прошелся взад-вперед по покрывающему пол его кабинета бордово-коричневому ковролину, внимательно глядя при этом себе под ноги, словно выискивая на покрытии какие-то скрытые от глаз соринки, затем подошел к окну и задумчиво посмотрел вниз на периодически пролетающие то в одну, то в другую сторону по бульвару маршала Ланна машины. Оторвав наконец от окна свой взгляд, он подошел к столу, сел на свое вращающееся кресло, слегка потер ладонями виски и глаза, поставил на стол локти, скрестил пальцы рук и, опустив на них лоб, замер в задумчивой позе. Из этого неподвижного состояния его вывел прожурчавший еле слышными переливами зуммер внутреннего переговорного устройства. Помедлив буквально несколько секунд, Бутко нажал кнопку и своим обычным, немного суховатым, но бодрым голосом ответил: «Да».

– Михаил Альбертович, вас шеф зовет, – доложил невидимый глазу дежурный Володя.

– На предмет?

– Ничего не сказал.

– Василий Иванович еще у него?

– Нет. Минут пять назад вниз спустился, к «соседям».

– Хорошо, иду.

Бутко еще немного помедлил, задумавшись, потер рукой подбородок, как бы проверяя, не успела ли за прошедшие полдня вырасти щетина на его тщательно, до синевы выбритой утром коже лица; затем, встряхнувшись, резко встал и уверенной неторопливой походкой вышел из кабинета.

IV

Минаев, который по-прежнему, хотя уже в одиночестве, продолжал наслаждаться гостеприимством своего уютного кожаного кресла, позволил себе после ухода шефа немного расслабиться и принять более комфортную и непринужденную позу. Слегка развалясь и скрестив вытянутые вперед ноги, он устремил задумчиво-отвлеченный взор на чем-то напоминающую перевернутую рюмку початую бутылку с черной этикеткой, на которой золотыми буквами было выдавлено недавно объясненное ему слово «Noblige», и лениво жевал хрустящий солоноватый крекер. По лицу его блуждала легкая улыбка. И вообще он был в отличном настроении. День явно удался. Впрочем, как в целом удались, что бога гневить, и все те три с половиной года, что он провел здесь, в Париже, в шкуре руководителя одной из самых крупных и, надо прямо признать, боеспособных легальных резидентур российской внешней разведки. Нет, разумеется, он тоже, бывало, допускал кое-какие просчеты и ляпы, точно так же, как и его подчиненные порой преподносили ему некоторые не очень приятные сюрпризы. Но в целом за все это время, тьфу, тьфу, тьфу, ни одного крупного прокола, не говоря уже о провале. Конечно, если быть предельно откровенным, очень уж больших достижений в плане там агентурных разработок, вербовок или каких-нибудь активных мероприятий тоже, при ближайшем рассмотрении, особенно, в общем-то, не наблюдалось. Естественно, таких, чтобы сразу, скажем, на орден. Ну а у кого они были, за последние-то годы. Когда штаты постоянно режут, финансирование, по сравнению с былыми временами, режут вообще немилосердно, а агентов-бессребреников что-то не прибавляется, особенно если учесть, что идейно-политическая основа для их вербовки с ее прежним содержанием, так неплохо работавшим в те самые былые времена, когда еще был жив Союз, благополучно накрылась медным тазом. А результаты давай, информацию давай. Слава богу, начальство в Центре хоть все, в общем-то, правильно понимает. И люди там сейчас в целом дельные у руля стоят. Настоящие чекисты, по призванию. А то как, помнится, на заре этой, не к ночи будь помянута, перестройки, в органы по партнабору табуном погнали каких-то перезрелых комсомольских вожаков и прочую тупоголовую партийную шелупонь, от которой не знали как избавиться первые секретари всяких там обкомов и райкомов. И где они сейчас? Разбежались как тараканы. По бизнесу и разным депутатским норам. И скатертью дорога. Главное, что остались люди все нужные. Достойные. Как Василь Иваныч. Вот умница мужик. Эрудит. И про коньяк он все знает, и про Жерара Филипа, и про принципы всякие. А память какая, а хватка. Ну а чего ж ты хочешь, почитай всю сознательную жизнь в разведке. Да о таких людях книги писать надо. А на кадры чутье какое. Толкового человека заприметит – сразу на заметку. И потом постоянно... в поле зрения. И правильно, молодец – кадры решают все. Как говаривал лучший друг физкультурников... Зачем он только к «грушникам» поперся?

При этой мысли благодушие немного сползло с лица Минаева. Он вспомнил последние минуты перед уходом Ахаяна, когда тот, допив свой кофе, остановил его вполне естественный, как самому Гелию Петровичу показалось, порыв виночерпия, не дав в четвертый раз ополоснуть стенки стаканов чисто символической дозой золотисто-медного напитка, и заявил, что ему надо спуститься этажом ниже, то есть в ту часть «бункера», где базировались представители ГРУ. Ему вдруг приспичило пообщаться с их шефом Косицким, который занимал в посольстве официальный пост военного атташе и с которым Ахаян, по его словам, закорешился еще лет тридцать назад, когда они оба желторотыми юнцами только начинали свой путь на тернистой стезе разведки в тогда еще благоухающем всеми красками жизни Ливане. Вполне возможно, что Василий Иванович в преддверии нового и, по всей видимости, неизбежного дегустационного раунда решил немного поберечь свои силы. Нельзя сказать, что это очень уж обескуражило Гелия Петровича. Его не то чтобы обидел или смутил, а скорее немного обеспокоил тот факт, что Ахаян собирался отправиться к Косицкому один, не прихватив с собой его, Минаева, чье присутствие на подобной встрече вполне, в общем-то, соответствовало как официальному, так и неофициальному протоколу и всем прочим возможным табелям о рангах. Конечно, вполне вероятно, что его начальник действительно хотел просто встретиться со старым приятелем и в дружеской беседе за рюмкой чая скоротать с ним часок-другой, вспоминая не самые грустные дни их задорной молодости, проведенные в бесконечных петляниях по кривым бейрутским улочкам и неспешных беседах со словоохотливыми «контактами» в какой-нибудь прибрежной таверне, под развесистым ливанским кедром. В этом случае присутствие какого-то третьего лица, естественно, неизбежно внесло бы в беседу некоторый диссонанс, тем более если это лицо было моложе возрастом и беднее опытом и видело этот самый Бейрут только если на каких-нибудь картинках, к тому же уже в абсолютно искореженном взрывами бомб и снарядов виде.

Но Минаев был опытный разведчик и своим натренированным чутьем чувствовал, что такой тертый калач, как его любимый начальник, непременно воспользуется случаем, чтобы получить в беседе с товарищем военным атташе дополнительную характеристику действиям и личности своего парижского резидента. Ну и на здоровье. Вряд ли Косицкий сможет сказать про него что-нибудь такое, что очень сильно не понравилось бы Ахаяну или кому-либо другому. Будучи шефами двух «соседних контор», они хоть и не приятельствовали, поскольку ГРУ в плане сбора информации всегда было для КГБ, а потом и для Службы внешней разведки своего рода «конкурирующей фирмой», но в любом случае отношения у них были нормальные и ровные, то есть вполне деловые и конкретные, и, когда нужно было что-то очень доходчиво втолковать послу, с точки зрения интересов общей оперативной работы они всегда действовали дружным и слаженным тандемом. На этом моменте размышления Минаева прервал стук в дверь.