Книга Среда обитания - Чингиз Абдуллаев

– Сколько из них вы планируете сократить во времякризиса? – неожиданно спросил Дронго.

Деменштейн удивленно взглянул на собеседника.

– Вы начинаете меня озадачивать, – признался он. –Разве это имеет какое-нибудь отношение к нашей проблеме?

– Мы же сразу договорились, что я веду расследованиетак, как считаю нужным.

– Да, действительно. Согласно нашим планам, будутуволены около двух с половиной тысяч человек.

– Две с половиной тысячи семей, – сделал выводДронго, – такое количество недоброжелателей вы получите в ближайшие дни.Солидно.

– Я уверен, что никто из…

– Не нужно. Выводы я буду делать сам. Он сноваперезвонил?

– Да. Сразу после первого письма. Регина мне об этомдоложила. Я решил не придавать значения этим звонкам и письмам. В первом былитолько обозначены угрозы. Ничего конкретного. Все знают, что именно я стою воглаве компании и, естественно, что был владельцем двух комбинатов, о которыхговорилось в письме.

– Письмо сохранили?

– Нет. Уничтожил. Все три. Понимаю, что поспешил. Но уменя есть свои принципы. Зачем хранить письма, которые меня компрометируют,даже в самых надежных местах? В любом тайнике их можно найти. Самое надежное –это их уничтожить. Что я и сделал.

– Давайте дальше. Они прислали второе и третье письмо.Правильно?

– Верно. И тогда я понял, что имею дело не просто сшантажистами. После первого письма я еще на что-то надеялся. После второгосразу подключил нашу службу безопасности. Но все подробности не стал сообщатьдаже им. Письма читали только Регина и я. Остальным я пересказывал ихсодержимое.

– Что было дальше?

– Когда Востряков позвонил снова, мы уже были готовы иперехватили его телефонный звонок. На встречу он приехал один, пытался глупомаскироваться, надев парик и усы. Потом пытался так же глупо уйти от нашихсотрудников, выскакивая из вагонов метро перед их закрытием. Как сказалСуровцев, это старый, бездарный трюк. Когда следит один человек, то иногдаподобные затеи срабатывают. Когда следят пятеро или шестеро, это бесполезно.Они делятся, и половина все равно остается на перроне, ожидая, когда поездтронется. В общем, они его довольно быстро вычислили, а потом вышли и наНеверова. Я сразу подумал, что такие материалы могут быть только у опытногопрофессионала. Либо у следователя, либо у прокурора, что, в общем, одно и тоже. Когда мне рассказали о Неверове, я был доволен. Теперь я точно знал, ктоименно пытался меня шантажировать.

– Почему сразу не захватили самого Неверова?

– Пытались вычислить, где документы. Хотя вы, наверно,правы. Нужно было сразу взять Неверова и заставить его говорить. Суровцевуверял меня, что при существующей фармакологии можно заставить любого человекадать показания.

– Почему тогда Востряков попал в больницу?

– Они ему просто не поверили. Он бормотал, что ничегоне знает, а они не поверили… Иногда встречаются люди, которым удается проявитьчудовищную силу воли и пытаться противостоять этим лекарствам. Один на тысячу.Но так бывает редко.

Дронго усмехнулся. Он знал об этой особенности. Попадаютсялюди с невероятной силой воли. Но есть и другие, на которых эти препаратыдействуют несколько иначе. Одним из таких «других» был и сам Дронго. Любойобезболивающий препарат действовал на него крайне неэффективно. Даже при работеобычного стоматолога требовались две или три ампулы обезболивающего. Врачейприводила в недоумение подобная невосприимчивость. Самое показательное, чтотакими же были его отец и дед. Нужно было вколоть лошадиную дозу снотворного,чтобы кто-то из них заснул, или сделать несколько уколов инъекции, чтобы нечувствовалось боли.

– И вы провели обыски? – уточнил Дронго.

– Да. Проверили все вокруг. Показывали фальшивые ордерана обыск и проверяли все квартиры и дачу. Ничего не нашли, хотя потрошили оченьтщательно. Самого Неверова мы тоже не нашли. На следующий день позвонилВостряков и сказал, что цена выросла вдвое. Вот тут мы все и разозлились.Решено было брать обоих. Первым взяли Вострякова, когда он приехал за деньгами.Но Неверова нигде не нашли. Ждали телефонного звонка, но оба телефона Неверовабыли отключены. Кажется, я об этом вам уже говорил. Потом несколько днейпытались добиться от Вострякова правды, но так ничего и не узнали. Отвезли егов больницу в тяжелом состоянии. Он лежал там недели три или четыре. Я всеоплатил, посылал ему фрукты, шоколад, заботился о его матери. Выдал емупятьдесят тысяч на дальнейшее лечение…

– А лечение потребуется? – спросил Дронго.

– Да, – резко ответил Лев Давидович, – тольконе говорите, что мы поступили с ним жестоко. Он сам решил ввязаться в эти игры.Конечно, Суровцев и Погосов перебрали с этим лекарством. Не скрою, в том числеи по моему личному указанию. Теперь у него несколько заторможенная речь.Страдает головными болями, галлюцинациями, депрессией. Но зато живой издоровый. И еще имеет пятьдесят тысяч долларов.

– Вы бы согласились пойти на такой эксперимент запятьдесят тысяч?

– Я никого в жизни не шантажировал, – прошипелДеменштейн, – и пусть бога благодарит, что я человек достаточно разумный.Иначе его труп никогда бы не нашли.

– Хорошее слово «разумный». Мне оно в данном случаенравится.

– Ну вот видите, как чудно. Значит, мы можемдоговариваться.

– Суровцев с Погосовым возглавляют вашу службубезопасности. Понятно, что это их люди проверяли квартиры, дачу и захватывалиВострякова. А какое отношение имеет к этим событиям ваш помощник ВалерийАрсаев?

– Он тоже был в курсе всех событий. Валера юрист попрофессии и работает у меня уже восемь лет. Очень толковый специалист. Он какраз и наводил справки о Неверове среди его коллег. Кстати, они характеризовалиПетра Алексеевича как человека исключительно трудолюбивого, умного, напористогои компетентного. Но самое примечательное, что ни один не сказал слово«порядочный». Вот как бывает в жизни.

– Если бы он был порядочным человеком, вы бы сейчассидели вместе с Ходорковским где-нибудь в Сибири, – заметил Дронго.

– Да, правильно. Но если бы против меня возбудилиуголовное дело, я бы знал, как себя вести. Там правила игры понятны. Нужнодоговариваться с высшими чиновниками. Сдаешь все, что они хотят взять,выполняешь полностью их условия, переводишь акции на тех людей, которых тебеукажут. И живешь спокойно. Дело закрывают, ты можешь оставаться на свободе.Любое уголовное дело против такого человека, как я, обязательно сразуперерастает в политический процесс, который должен быть невыгоден нигосударству, ни мне самому. По большому счету, судебное дело противХодорковского было невыгодно обеим сторонам. Государству и ему самому. Емунесколько раз давали возможность все бросить и уехать. Но там принцип пошел напринцип. Он решил идти до конца, а государство предпочло показать свойхарактер…