Книга Правила игры - Владимир Аренев

– Согласитесь, господа, это… впечатляет! Но как же здесь жарко! Нет ли у кого-нибудь с собой воды?

Сидевший справа от меня журналист расстегнул один из своих многочисленных карманов и извлек оттуда флягу. Он надолго приложился к ней, потом предложил Карне, глядя поверх меня, словно я вовсе и не сидел здесь. Девушка с благодарной улыбкой приняла флягу, а этот хлыщ тем временем покачал головой:

– Боги, ну и ну! Никогда не верил в подобное до конца. Тысячу раз слышал рассказы внимавших, а не верил. Демоны! Я чувствую, этот репортаж получится на славу.

Я саркастически хмыкнул и повернулся к девушке:

– Ну, как вы после такого? С вами все в порядке? Она мило улыбнулась и передала мне флягу:

– Спасибо. Вроде бы все нормально. Хотя, конечно, берет за душу.

Я сунул полупустую флягу журналисту (разумеется, не отпив ни глотка) и хотел было снова повернуться к Карне, но неожиданно этот писака цепко схватил меня за руку:

– Погодите, Нулкэр. Вас ведь зовут Нулкэр?.. Только не говорите мне, что не чувствуете жажды. Пейте, с меня не убудет. Пейте, чудак человек, и не обижайтесь на меня за – вчерашнее.

Я сухо поблагодарил, но воды отхлебнул. И впрямь, жарища в комнате стояла невыносимая. А может, просто так казалось после повествования. Как бы там ни было, я отдал-таки флягу журналисту и снова повернулся к Карне. Девушка утешала сидевшую рядом с ней полную женщину с большими испуганными глазами и сильной одышкой; женщина постоянно хваталась за сердце и мотала головой из стороны в сторону, отчего растрепавшиеся кудряшки крашеных волос хлестали ее по лицу. Остальные внимавшие тоже находились под впечатлением от повествования и не умолкали ни на секунду.

Мугид дал нам выговориться всласть, потом встал со своего каменного трона и попросил тишины. Тишину ему, конечно, предоставили, хотя в ней, словно на сетчатке глаза после того, как смотришь на яркий свет, остались следы наших голосов.

– Итак, господа, – молвил сей удивительный старик, – сегодня мы начали знакомство с историей ущелья. Впереди нас ждет еще много повествований, но на этот день, думаю, достаточно. Все вы, как и Талигхилл, наверное, проголодались и с удовольствием поужинаете.

– Пообедаем, – поправил его кто-то.

– Я не обмолвился, – покачал головой Мугид. – Поужинаете. Повествования отнимают огромное количество времени. Сейчас уже вечер, господа. Прошу вас проследовать в Большой зал. Думаю, стол уже накрыт.

Мы стали подниматься и, не прекращая обсуждать пережитое, направились к выходу из комнатки. Я чуть подзадержался, пропуская вперед себя дам, а потом неожиданно почувствовал чью-то крепкую ладонь на своем плече. Обернулся.

– Господин Нулкэр, – проговорил Мугид, глядя мне прямо в глаза, словно хотел просверлить во мне две сквозные дыры. – Господин Нулкэр, я повествователь со стажем. Поэтому мне доступны многие вещи, о которых иные люди могли бы лишь догадываться. Будьте поосторожнее, господин Нулкэр, не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить.

– О чем вы, господин Мугид? – недоумевающе спросил я. – Что вы имеете в виду?

– Вы знаете, что я имею в виду, – с нажимом произнес старик. – Повторяю, не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить. Бесполезное занятие. Я бы даже сказал, вредное. – С этими словами он легонько подтолкнул меня к выходу и, словно в насмешку, произнес: – Приятного аппетита, господин Нулкэр.

– И вам того же, – сказал я, не поворачивая головы. – Но я не понимаю…

Сзади заскрипела дверь, и послышался стук шагов, удаляющихся прочь.

Я оглянулся. Повествователь не шел вместе со всеми к лестнице, он приблизился к одному из гобеленов, откинул матерчатый прямоугольник и исчез в проеме за ним.

Что он имел в виду?

– Вы идете, Нулкэр? – Это была Карна.

– Разумеется, иду. – Я помахал ей рукой и стал подниматься на второй этаж, к нашему ужину. Пока поднялся, понял, что зверски голоден, и поэтому не сразу обратил внимание на то, что Мугид уже сидел во главе стола. Но он же остался внизу! Наверное, какой-то скрытый лифт.

Конечно, это была полнейшая ерунда – насчет лифта, но ничего более разумного на тот момент в голову мне не пришло. Я откинул все загадки этой таинственной «Башни» и вплотную приступил к еде. Об остальном у меня будет время подумать и после.

Когда все поужинали и медленно расправлялись со сладким, повествователь встал, сообщил нам, что завтрашний сеанс начнется примерно тогда же, когда и сегодняшний, после чего пожелал всем спокойной ночи и удалился. Я проводил его пристальным взглядом, но старик так и не обернулся. «Не вглядывайтесь чересчур пристально». Да пошел он!…

Он-то пошел, но я остался – и снова угодил в лапы к журналисту. Писака прикоснулся к моему рукаву, желая обратить на себя внимание, и заговорил:

– Знаете, мне кажется, вы все еще сердитесь на меня Наверное, я не имел права задавать вам те вопросы и так настырно требовать на них ответа, но…

Я едва удержался от того, чтобы не прокомментировать: в конце концов, человек пытается извиниться.

– Эта дурацкая обстановка, – он обвел вилкой зал и растерянно покачал головой, – эти псевдофакелы, псевдогобелены и псевдобашня – они произвели на меня странное впечатление. Вот и цеплялся вчера, как репей. Мне показалось, вы тоже почувствовали… Простите – снова возвращаюсь ко вчерашней теме. Да, кстати, я ведь до сих пор не представился. Ваше-то имя я знаю – поделилась Карна, а вы мое – нет. Данкэн, журналист, пишу для нескольких столичных изданий, в том числе и для…

– Прошу прощения, что перебиваю вас, – вмешалась подошедшая Карна. – Просто хотела пожелать вам спокойной ночи и приятного времяпрепровождения.

Она очаровательно улыбнулась и ушла, сопровождаемая слугой. Я мысленно выругался. Опять Данкэн влез со своей беседой в самый неподходящий момент. Он, кажется, почувствовал перемену в моем настроении, потому что прервал себя на полуслове и сокрушенно покачал головой:

– Знаете, Нулкэр, иногда мне кажется, что я зря ввязался во все это.

– Во что «это»? – Похоже, в моем голосе все-таки проскользнула нотка раздражения. – И почему вы считаете своим долгом признаться во всем «этом» именно мне?

– А кому еще? – чуть вызывающе спросил он и снова обвел вилкой зал, указывая на расходящихся потихоньку гостей. – Кому? Той толстухе, что тряслась после первого же сеанса взбесившимся студнем? Или во-он тому очкарику, который только и делает, что нервно поправляет свои нелепые стекляшки и пялится на все, словно рыба из аквариума? Или, может, этому старичку, напоминающему генерала в отставке? Уверен, после второго-третьего сеанса половина из них умчится отсюда, даже не взяв компенсационных денег. А половина оставшихся начнет тихо сходить с ума.

– Тогда расскажите Карне, – посоветовал я. – Или ее вы тоже относите к людям второго сорта?