Книга Лютер. Книга 1. Начало - Нил Кросс

Она спрашивает у детей, что они об этом думают, садится и слушает их. Ребята оживленно спорят об опасности, которой Ибрагим может подвергнуться у себя в Ираке. О его двух детях и об их праве иметь отца. Говорят о горе, постигшем родителей Лайзы Уильямс, и об их праве любить и защищать свою дочь.

Зои дает им немножко подискутировать, а затем рассказывает, как Британская национальная партия использовала гибель Лайзы для пропагандистской шумихи на местных выборах в Баркинге. Отец Лайзы Уильямс, добрый и надломленный человек, выступил с публичным заявлением для жителей Баркинга, чтобы они не голосовали за британских националистов, потому что эта несправедливость не имеет никакого отношения к цвету кожи его погибшей дочери.

Один из шестиклассников, надменный симпатяга по имени Адам, заявляет, что Азо Ибрагима нужно повесить.

— Ты рассуждаешь как мой муж, — говорит Зои, и весь класс смеется.

Затем Зои рассказывает им о третьей статье Всеобщей декларации прав человека: о запрете на пытки, бесчеловечное или унизительное обращение или наказание и резюмирует, что Ибрагиму следует предоставить в Соединенном Королевстве политическое убежище, так как отказ от пыток — это нравственный и неоспоримый абсолют.

Она спрашивает, нет ли у кого-нибудь вопросов. Вопросы есть всегда. Адам пытается выдержать ее взгляд, но Зои в этой игре поднаторела еще до того, как этот мальчуган появился на свет.

— Ну что, никто ничего не хочет спросить? — оглядывает она класс. — Ну, давайте, давайте. Хоть один вопрос да должен быть. Ну, кто посмелей?

Робко тянет руку тихая девочка в конце класса.

— Как тебя зовут?

— Стефани.

— Ну так что, Стефани?

— Вам выдают, это самое… деньги на одежду?

Зои смотрит на нее с легкой настороженностью.

— Вы так классно одеваетесь и все такое… — говорит Стефани.

Одноклассники все как один закатывают глаза, втягивая воздух через зубы. Девочка вспыхивает маковым цветом, и Зои внезапно становится на ее защиту. Такая уж она.

— Хороший вопрос, — одобряет Зои и, произнося это, сама пытается верить своим словам. — Нет, специальное пособие на платье нам не выдают, но на каждый день нам положен необходимый минимум одежды. «Минимум» в данном случае означает, что в этой одежде можно пойти и на королевскую свадьбу.

Стефани ангельски улыбается, Зои тоже — из желания помочь девочке выпутаться из этого бессмысленного диспута, не теряя лица.

— Мужчинам проще решить проблему с одеждой, — говорит ей Зои. — Ведь галстуки им покупают жены.

— Расистка, — бурчит Адам.

— Прошу прошения?

Адам слегка тушуется, — впрочем, не особо; скрещивает на груди руки, откидывается на стуле и дерзко смотрит ей в глаза.

— Это расизм против мужчин.

Зои чувствует, как уголок рта у нее подергивается. Она знает, что цапаться с этим мальчишкой — занятие абсолютно зряшное. Он все это затеял единственно по своей прихоти — просто пытаясь отстоять какую-то смутную, самому ему непонятную точку зрения, что, в общем-то, свойственно юнцам в период полового созревания. Но все равно он гаденыш.

— Извини еще раз, как тебя звать? — спрашивает она.

— Адам.

— Молодчина, Адам. Вот что я тебе скажу: давай-ка выйдем из помещения и проведем живой опрос. Тогда мы выясним, сколько мужчин в этом здании — а это, кстати, примерно шестьдесят процентов персонала и восемь процентов директората — купили себе галстуки сами.

Адам щерится так, будто победа за ним. Зои колеблется между возможностью сдаться и желанием уложить сучонка на обе лопатки. В этот момент раздается тихий стук в дверь, и в комнату просовывает голову Мириам, ассистентка. Двумя пальцами — большим и мизинцем — она изображает телефонный звонок.

— Это Джон, — выговаривает она одними губами.

Зои благодарит всех за то, что пришли, собирает свои заметки, сухо смотрит на Адама, ободряюще улыбается Стефани и, выйдя, спешит в свой кабинет, откуда набирает Джона.

— Зои, — отзывается он.

В трубке слышен уличный шум.

— Ты где?

— В данный момент? По соседству с каналом.

— И что ты там делаешь?

— Созерцаю голубя, попавшего в западню магазинной тележки.

— Замечательно.

— Как у тебя дела?

— Клайв заставил меня общаться с шестиклассниками.

— Я же говорил, что он это сделает.

— Ну вот, собственно, и сделал. Козел он и есть козел.

— По делу этого твоего Хаттима прогресс есть?

«Этот ее Хаттим» для Зои сейчас — самая головоломная тема.

— Ко мне подойдут сегодня, попозже или, может быть, завтра — должны предупредить заранее.

— Кто подойдет?

— Да есть тут один — Марк, из «Либертэ санс фронтьер».

— Хиппи?

— Растафарианец, — испытывая легкое отвращение к самой себе, говорит она, — такой весь из себя богемный. Все травка да цветы…

Лютер посмеивается:

— Ничего, осилишь.

— Да, надеюсь. Я уже жалею, что согласилась.

Зои проводит рукой по волосам, ловя себя на мысли, что ей смерть как хочется курить. Крепко ухватив себя за челку, дергает ее, чтоб было чуточку больно. Это она проделывает с собой чуть ли не с семи лет — помогает снять стресс. Почему именно это ей помогает — совершенно непонятно. Иногда она побаивается даже, что со временем может образоваться плешь и она станет похожа на одного из тех душевнобольных попугаев, которые в стрессе выщипывают у себя на груди все перья, кроме тех, до которых не могут дотянуться. И в итоге сидит себе на шестке вполне готовый для духовки цыпленок, только в маске-страшилке, как на Хеллоуин.

— С Роуз разговаривал? — осведомляется она.

— Д-да… Разговаривал.

И тут она понимает, почему драла себя за волосы. Дело здесь совершенно не в Хаттиме. Все дело в Джоне и его неспособности говорить «нет» любому, кроме своей жены.

— Что произошло? — настораживается она.

— Сейчас рассказывать проблематично, — отвечает он, — слишком много людей вокруг. Но сегодня я ее просить не могу. Ну вот не могу, и все…

Обычно Джон моментально, с лету, определяет, если кто-нибудь лжет. Иной раз от такой скорости, а главное точности, у Зои мурашки бегут по коже. Но он никогда не распознает, если лжет самому себе.

— Тут дело довольно скверное, — мямлит он.

— Все дела у тебя скверные, — устало вздыхает Зои. — В том-то и проблема.

Она испытывает чувство стыда и злости одновременно. Возмущает то, что Джон способен так поступать с ней — заставлять ее чувствовать себя виноватой из-за желания иметь нормальный, обычный брак. И вот они оба, как ночные сторожа, караулят одну и ту же площадку, бродят одним и тем же маршрутом, изо дня в день, из ночи в ночь…