Книга Темная полоса - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаешь, наверное, это правильно, что ты промолчал тогда.
– Я знаю. Я тебя люблю.
Я потянулась к щеке друга, чтобы поцеловать его.
– Смотри, так и липнет к мужикам! – завопила Борянка с середины ресторанного зала.
Они с Сонькой заказали «Слушая наше дыхание» и теперь собирались выпить еще. Лично мне казалось, что им уже достаточно.
– Наташка, он красивый, но баб не любит!
– Любит, – ответила я, отпуская улыбающегося и тоже пьяненького Дольче. – Он только что мне сказал…
– Наташка, давай за него выпьем! – завопила уже Сонька.
Нас точно выпрут из «Центрального» с позором!
– Тише, Соня, я выпью, только вино кончилось. Мартини тоже? Ну ладно. Боряна, дай мне водки, что ли. – Я подняла рюмку и сказала: – За Дольче. Не надо нам никаких больше мужиков. Ну их в жопу.
Троица захихикала, Борянка зааплодировала, причем в одной руке у нее была рюмка. Водка расплескалась, но она и не заметила. Мы снова заговорили о чем-то, потом принесли какие-то закуски, и официант поставил на стол новую бутылку водки.
Борянка тут же бросилась разливать, а я попросила принести вина.
У меня появилось легкое ощущение дежавю. Что-то мы зачастили пировать. Неужели же мы подсознательно боремся с наступлением темной полосы? Желая избавиться от тревоги, я повернулась к Дольче:
– А я вчера репортаж видела по телику. Кто-то порезал картины Шельдешова. Все портреты его жены. Точно он себе любовницу завел!
– Женька не такой, – сказал Дольче, видно позабыв, что как раз с экс-любовницей этого самого Женьки и говорит. – А ты и его жену не помнишь?
– Помню. Такое не забывается. Я же ее на машине сбила.
– Нет, в детстве не помнишь? Инка, мелкая такая, всегда в чьи-то ношеные вещи одетая. Замухрышкой она была редкостной!
Я изумилась:
– Она на нашей улице жила?
– Да через забор! – Дольче было приятно мое потрясение. – У нее еще брат был старший, но я его, наверное, и не видел. Он старше нас был лет на десять. Знаю, что он подростком сбежал из дома, от отца. Отец у них был алкаш конченый, всегда в ватнике ходил. И в штанах с обвислым задом. Здоровенный такой, грубый… Ну, ты, может, и вправду не помнишь. А моя мама тогда работала в автоколонне, где он шофером был. Мама про него много чего рассказывала. Он жену лупил, дочь гонял. Просто скотина какая-то.
– Все-таки кое-что я помню. Был такой придурок на нашей улице, он на детей матом орал. Мерзкий тип.
– Ну вот. А Инка была его дочкой. Представь, что она переживала!
Вот Дольче всегда помнил такие сюжеты. У него было обостренное чувство справедливости.
– Инке еще повезло, что он в сорок лет на своем грузовике разбился. Скорее всего, пьяный был. А Инка после восьмого класса в художественное училище поступила. И это притом, что она нигде раньше рисовать не училась. Просто пришла на вступительный экзамен, а его принимал сам Шельдешов, и тут оказалось – Инка гений. Он ее взял в ученики, стал работать с ней, руку поставил, всему научил, продвигал до самой своей смерти. Она за Женьку замуж вышла. Ладно, Наташка, давай выпьем. Ты что-то совсем скисла.
Еще через полчаса мы все были пьяны до крайней степени. Дольче поймал такси, мы выгрузились из ресторана, уселись в машину, и вскоре я оказалась дома, в постельке.
Около четырех утра зазвонил мой мобильный. Я подскочила на кровати, долго рылась в сумке, пока не достала вопящий телефон. Звонил Дольче.
– Борянка умерла, – сказал он.
После смерти Боряны мы убедились: нас настигла темная полоса, да такая, какой еще у нас не было.
Центр пришлось временно закрыть – из-за ремонта и из-за того, что мы втроем были не в состоянии работать. Это казалось плохим знаком, потому что Центр был символом хорошего для всех нас времени. Мы с Соней обзвонили клиентов и сообщили, что ближайшие несколько месяцев работать не сможем. Это было очень плохо, ведь клиентская база у нас богатая во всех смыслах. И капризная. Вернутся ли теперь они к нам? Только в кошмарном сне можно представить, что про нас будет рассказывать наша милая Надежда.
С темным периодом надо было бороться. Для начала мы взялись защищать свои тылы. В тылах основным источником проблем был Сонькин Леша. Он снова отказывался лечиться и исчезал из дома, несмотря на замки и запоры.
Мы с Дольче решили, что на ремонт Центра мы возьмем кредит, а за свои деньги отправим Лешика в закрытую наркологическую клинику в поселке Храмогорка. Оттуда Алексею при всем его желании сбежать не удастся. Но и это была временная мера. У немецкого друга Дольче Якова был собственный опыт лечения от наркозависимости. И он пообещал, что Лешу можно будет устроить в то место, где сумели помочь ему самому. Яков описывал это заведение как общину, где вместе проживают и те, кто сумел избавиться от своего пристрастия, и те, кто никак не мог этого сделать. Они вместе растят на огороде брюкву, поют хором, пишут акварельки и талдычат целыми днями о том, как прекрасна жизнь без наркотиков. Я бы не стала принимать наркотики только потому, чтобы не очутиться в таком унылом месте. Наверное, если бы СМИ чаще описывали подобные общины, это стало бы лучшей профилактикой наркомании.
Через месяц после похорон Боряны мы отвезли Лешу в закрытую клинику, и у Сони появилась надежда.
Моя Варька в последнюю неделю каникул решила попутешествовать. Видите ли, они с подругами поедут в Испанию, собирать апельсины. Им хочется подзаработать и посмотреть мир, что в этом плохого? Ничего плохого, соглашалась я, только поедешь ты, подруга, к бабушке – в дачный поселок Грибково. Несколько лет назад, когда я купила отдельную квартиру, мама продала свое жилье и переместилась на природу, на свежий воздух. Варьке там самое место. И если ей хочется подружек с апельсинами – пусть возьмет все это с собой.
Варька побухтела немного, но потом подчинилась. Укладывая белье в ее рюкзак, я нашла там альбом для рисования и карандаши. Господи, одни художники вокруг, куда ни плюнь!
У Дольче не было тылов, о которых надо было бы позаботиться. Его мать была очень бодрой дамой, не кололась героином и не собиралась в Испанию. Так что мы были спокойны за нее.
Он ждал в гости Якова, и я очень надеялась, что любовник поможет моему другу справиться с горем. Думаю, Дольче был потрясен смертью Борянки еще больше, чем мы с Соней. Во-первых, потому, что она умерла у него на руках, а во-вторых, потому, что они всегда были сильнее привязаны друг к другу, чем ко мне или к Соньке.
– Я найду убийцу Боряны, – сказал Дольче тем утром, когда она умерла. – Найду и за яйца подвешу.
Мы почти сразу пришли к выводу, что ее отравили. В больнице нам сказали, что анализ выявил в крови нашей подруги наркотик, нечто типа экстази. Вот только Боряна наркотиков не принимала. Никогда и ни за что. Она рассказывала, что однажды во времена ее бурной спортивной молодости подружки-спортсменки, в том числе и Надька Калачова, раздобыли где-то анашу. Закурили сами и уговорили попробовать Боряну. Но ей после первой же затяжки стало так плохо, что повторять опыт она не стала. И даже зная, что разные наркотические средства действуют по-разному, Борянка решила раз и навсегда, что лучше она десять раз напьется, чем хоть раз покурит, проглотит или уколется.