Книга Участок - Алексей Слаповский

Куропатов кивнул.

– А если уж что другое... Тоже помалу не получается, – с сожалением сказал Мурзин. – Но мы будем учиться. По чуть-чуть. Это даже Минздрав не запрещает. Сам в городе видел рекламу, а под ней подпись: «Чрезмерное употребление вредит». Чрезмерное! А если по чуть-чуть – получается, не вредит! Видел, Михаил, рекламу?

Куропатов кивнул.

– Смотря что считать по чуть-чуть, – со знанием дела сказал Кравцов. – Кому-то и литра зараз мало.

Куропатов вдруг встрепенулся.

– Это верно! – сказал он. – Вот, например, я...

Но тут Мурзин дернул его за руку, и он умолк.

– Без толку, ребята! – подал голос Суриков. – Его из города за это прогнали: не понимает человек жизни!

И друзья, потоптавшись, ушли.

А вскоре пришла Наталья. Она посмотрела на мужа с жалостью, а тот отвернулся, наказывая ее невниманием за предательство.

– Покормить можно? – спросила Наталья.

– Конечно, – разрешил Кравцов.

Наталья выложила на стол вареную курицу, помидоры, огурцы, хлеб. Нерешительно достала бутылку с мутноватой жидкостью и вопросительно глянула на Кравцова. Тот мысленно рассудил: что ж, время позднее, скоро спать, почему не облегчить участь человека? И кивнул. Наталья поставила бутылку на стол. Стук донышка был очень легким и тихим, но Суриков сверхъестественным образом услышал и сразу понял значение этого стука.

– Ладно, – сказал он, резко повернувшись, – не подыхать же с голоду!

Кравцов перемкнул ему наручники вперед, он сел за стол, жадно выпил стаканчик, налитый ему сердобольной рукой Натальи, и принялся закусывать.

– Вы бы тоже, – предложила Кравцову Наталья.

– Спасибо, я ел.

– А рюмочку?

– Не пью.

– Товарищ милиционер, – сказала Наталья, – отпустите его. Если хотите, я письменную гарантию напишу, что он будет себя нормально вести. Да, Вась?

Суриков промолчал.

– Я ведь сама виновата! – созналась Наталья. – Человек с похмелья мучается, а я жадобничаю, не даю ему. Это любой из себя выйдет! Нет, он пить не будет теперь, он теперь наученный, да, Вась?

– Уйди, не унижайся тут! – ответил гордый Василий. И Наталья вдруг вспыхнула:

– Уйди? А кто детей кормить будет? Сядешь в тюрьму на все готовое, а я тут загибайся? Тогда уж лучше меня в тюрьму! Хоть отдохну там! А он пусть с детьми и по хозяйству мучается! И я посмотрю, кому хуже будет!

– Поймите, беда ведь случится! – попытался объяснить Кравцов. – Еще хуже вашим детям будет, если он спьяну вас убьет или изувечит! Он сейчас оскорбленный весь из себя! А видели вы его, извините за выражение, лицо, когда он вас душил? С такими лицами и убивают, а потом говорят: нечаянно! А это что? – показал Кравцов на ссадину, которую Наталья замазала зеленкой. – От такого удара на тот свет отправиться можно!

– Ой уж, на тот свет! – не согласилась Наталья. – Я сама ударилась, между прочим. Он меня уговаривал, руками махал, само собой, а я повернулась неудачно... Отпустите, Павел Сергеич...

– Хорошо! Я его отпущу! Что остальные подумают? Что можно? Так вы хотите? Ерунда, участковый арестовывает и тут же отпускает!

– Не надо арестовывать было.

– Я так не считаю! – твердо сказал Кравцов. – И сидеть – надо! И вы мне еще спасибо скажете! Потому что, к сожалению, человек без наказания иногда не может стать другим! Не может, понимаете? Не доходит до него! Извините, поздно, спать пора.

14

Поздно, спать пора, но Сурикову и Кравцову не спится. Да и Цезарь не спит, а подремывает. Суриков, лежа на кровати Кравцова, думает, что жена его хоть часто и зараза упрямая, но иногда все-таки понимает суть. Кравцов думает о сложных вопросах преступления и наказания, лежа на старом матрасе, на полу. А Цезарь, лежа под столом, думает, что люди сходятся и расходятся по непонятным причинам. Была у Павла Сергеевича жена. Женщина красивая, добрая. Кормила неплохо. И вдруг все бросил, уехал. Поселил у себя соседа, с которым первый день знаком. Даже привязал его, как привязывают своевольных собак. Непонятно...

Тут послышался звон разбитого стекла и в комнату что-то влетело, стукнувшись об пол. Кравцов включил карманный фонарик, который всегда имел при себе, и увидел на полу обломок кирпича.

– Что это? – спросил он.

– Народное мнение по поводу твоих действий! – ответил Суриков.

– Ладно, спите. Скоро утро.

15

Наступило утро. Из райцентра, из районного отдела УВД, прислали машину.

Анисовцы наблюдали и осуждающе молчали, а Наталья кусала губы, не желая на людях рыдать и плакать. К тому же она понимала, что осуждение односельчан относится не только к приезжему милиционеру, но и к ней.

И Кравцов не выдержал. Видимо, ночные его размышления о преступлении и наказании не прошли даром. Он подошел к Наталье и тихо сказал ей:

– Не бойтесь, не в тюрьму везу. Получит максимум пятнадцать суток административного ареста. Потому что без этого тоже нельзя.

– Да это пожалуйста! – обрадовалась Наталья.

И как только уехала милицейская машина, она угостила Цезаря большой миской куриной лапши, после чего пес сделал вывод, что жить в этой деревне вполне можно.

В райцентре Кравцов привел Сурикова к своему непосредственному начальнику Терепаеву, с которым познакомился еще в Сарайске, объяснил ситуацию и сказал, что Сурикову неплохо бы посидеть суток десять-пятнадцать.

– Не получится, – сказал Терепаев, плотный капитан милиции, человек опытный во всех вопросах жизни, а также в том, как повернуть эту жизнь к себе светлой стороной. – У нас помещение для пятнадцатисуточников на ремонте.

– И как быть? – озадачился Кравцов. – Если бы в Анисовке было хоть что-то в этом духе... Кстати, насколько я знаю, должно быть.

– Мало что должно! – оборвал Терепаев бестолковый разговор. – Только грустить не надо. Он жену бил? Бил. Тебе наверняка сопротивление оказывал, знаю я их...

– Да не то чтобы... – неопределенно сказал Кравцов, не любя и не умея врать.

– Ну, вот! Нас как раз ругают за плохую работу с бытовыми преступлениями. Впаяем ему года три – будет хорошая работа! Дежурный! Конвой сюда!

Кравцов глазом не успел моргнуть: Сурикова повели куда-то. Тот, уходя, бросил на Кравцова странный взгляд. Не озлобленный, не осуждающий, а, показалось Кравцову, растерянный.

Мы не знаем, что случилось потом, о чем говорил Кравцов с Терепаевым. Кто-то слышал лишь последнюю загадочную фразу Терепаева, которую и доводим до вашего сведения.

– Ладно, декабрист! Но ты мне будешь должен!

Почему декабрист? Почему должен? Неясно...