Книга Целуй меня страстно - Микки Спиллейн

— Очень... — Вельда закрыла глаза и запрокинула голову. — Да, сейчас положение у нас гораздо хуже.

— Не у нас, детка, а у меня.

— У нас!

— Послушай...

Глаза ее блеснули из-под полуприкрытых век.

— Вспомни, кто твоя половина, Майк?

— Ты и сама знаешь.

Она молча уставилась на меня широко раскрытыми глазами и попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.

— Успокойся, детка, — ласково сказал я. — Все и так понятно, мы — это мы, и если я суну куда-нибудь нос, ты должна быть рядом, чтобы помочь мне вовремя вытащить его обратно. Твой Майк набирается опыта с годами. Возможно, он становится покладистей.

Вельда печально усмехнулась:

— Покладистость здесь ни при чем. Просто он стал умнее. Мы связались с противником, которого не возьмешь грубой силой. Он очень умен, и одолеть его можно только хитростью. По крайней мере, у тебя есть повод изменить свой стиль работы.

— Это точно.

— Но тебе придется нелегко.

— Знаю. Но не я первый начал. У каждого из них есть свои причины ставить мне палки в колеса, но в основном ими движет страх. Они боятся, что я испорчу им всю игру. Это уже случалось раньше, так пусть же повторится снова.

— Только не берись за дело слишком круто, Майк, ладно? Семь лет — это долгий срок, чтобы ждать парня. — Вельда улыбнулась, блеснув ослепительно белыми зубами. — И я хочу, чтобы он был в хорошей форме перед решающим броском.

— Хорошо, — пробурчал я себе под нос, так что вряд ли она меня расслышала.

— Так с чего мы начнем, Майк?

Я разжал руку и высыпал патроны в пепельницу. Они лежали там блестящие и смертоносные, но совершенно бесполезные.

— Берга Торн, — сказал я. — Мы начнем с нее. Я хочу посмотреть ее историю болезни. Я хочу знать ее биографию и всех тех, с кем она была связана. И это, Вельда, твоя работа.

— А ты?

— Карл Эвелло... Он как-то замешан во всем этом. Вот я им и займусь.

Вельда кивнула, постучала ногтями по подлокотнику кресла и уставилась в пространство.

— Он крепкий орешек, — заметила она.

— Все они такие.

— Но Эвелло особенно. Он — организатор. Пока ты лежал в больнице, я встречалась с несколькими людьми, которым известно кое-что об этом человеке. Мне удалось выведать не слишком много, да и проверить эти сведения нет никакой возможности, но некоторые моменты явно могут тебя заинтересовать.

— Например?

Она посмотрела на меня улыбаясь — грациозная дикая кошка, оценивающая силы своего партнера, прежде чем сообщить ему, кто скрывается за входом в логовище.

— Мафия, — проговорила она после недолгого молчания.

Я неожиданно ощутил, как липкий пот и страх растекаются по всему моему телу от кончиков ступней до корней волос. Слова застряли у меня в горле, но я все же сумел выдавить:

— Откуда им это известно?

— Точно они ничего не знают. Лишь подозревают, вот и все. Именно поэтому делом и заинтересовалось ФБР.

— Еще бы им не заинтересоваться. Но они тоже ходят вокруг да около, поэтому ничего удивительного, что меня решили вывести из игры.

— Ты можешь поднять слишком большой шум.

— Но он и так уже поднялся, разве нет? Вельда не ответила.

— Вот, значит, в чем дело, — произнес я. — Они, видимо, решили, что я — одно из звеньев в цепи, но прямо заявить об этом не осмелились, а предпочли задать мне массу вопросов, надеясь, что я как-нибудь проболтаюсь. И они не оставят этой идеи до самой своей смерти. Или до моей. Коготок увяз — всей птичке пропасть, как говорится. Абсолютно чистых людей не бывает, и невиновность — понятие относительное.

— Может быть, это и неплохо, — четко произнесла Вельда. — Все очень странно, Майк. Безупречная честность не в моде в наши дни. У каждого находится нечто такое, что он пытается скрыть. Если убийцу повесят за преступление, которого он не совершал, кому от этого хуже?

— Ты заговорила по-новому, детка.

— Учусь у тебя.

— Тогда покончим с этим.

Вельда потянулась за сигаретой. Каждое ее движение было полно женственности; нежная, гладкая кожа отливала янтарной желтизной в свете лампы. Линия кисти мягко перетекала в плавный изгиб руки и плеча — словно на полотне великого живописца. Глядя на эту картину, можно было и забыть, что уже дважды эта самая рука сжимала пистолет, с хриплым лаем выплевывавший пули в живот человеку.

— Теперь за относительную невиновность придется расплачиваться, — произнесла она. — Ты, Майк, будешь наживкой, которую они хотят использовать для своих целей.

— И в конце свершится воля народа.

— Да, — ухмыльнулась Вельда, — но не расстраивайся, Майк. Они украли твой прием. Ведь раньше ты частенько пользовался подобным трюком.

Я начал перебирать патроны, лежащие в пепельнице. Вельда молча наблюдала за мной. Затем встала и, бросив пачку сигарет на стул рядом со мной, стала одеваться.

Я не смотрел на нее. Я думал о том, что хочу сделать, и о том, что для этого мне лучше было бы стать невидимкой. Я представлял себе толстые рожи негодяев, разжиревших на человеческом мясе, перекосившиеся от ужаса и боли в тот самый миг, когда рукоять пистолета 45-го калибра впечатывается им в переносицу. Я рисовал в уме тайную армию подонков, выходящих на свой гнусный и страшный парад под знаменами мафии, армию подлецов, смеющихся над нами и нашими законами, и видел, как самодовольное выражение их лиц сменяется ужасом, когда каждый новый день приносит им вести о смерти их сообщников.

Вельде не трудно было прочесть мои мысли: она уже видела меня таким и раньше. И она знала, как вернуть меня на землю.

— Должно быть, пришло время научить этих молодчиков чему-нибудь новенькому, а, Майк? — нежно проворковала она.

Когда Вельда вышла и закрыла за собой дверь, в комнате как будто стало темнее.

Глава 5

Какое-то время я продолжал сидеть, следя за переливами разноцветных городских огней, отражавшихся в стекле и превращавших мое окно в волшебный калейдоскоп. Там, снаружи, обитало чудовище: его голос поначалу казался похожим на монотонный гул, но тот, кто слушал его достаточно долго, мог различить в нем равнодушную и циничную усмешку, сулящую десяти миллионам людей большие и мелкие неприятности. А когда вслушаешься еще внимательней, хихиканье обращается в хохот, самодовольный хохот того, кого забавляет кровь, хлещущая из раны, и для кого смерть выглядит славной шуткой.

Да, это чудовище хохочет над такими, как вы или я. Его голос — это голос парня с бичом, смеющегося, чтобы заглушить крики своей жертвы. Он раздается то тише, то громче, и за ним не слышно ни сдавленных стонов, ни воплей страдания.